Наполеон и Мария-Луиза - [5]

Время от времени он вынимал из кармана миниатюрный портрет Марии-Луизы и, радуясь, как дитя, рассматривал его.

Сравнивая ее портрет с выгравированным на медали изображением Габсбургов, он в восторге восклицал:

— Ну да, эта губа — признак царствующего австрийского дома!

Эта фамильная черта как бы приближала его к новоявленному дяде Людовику XVI.

Принесли шестьдесят пар расшитых шелком туфель, заказанных для Марии-Луизы, и Наполеон принялся жонглировать двумя самыми красивыми в присутствии столяров, художников, камердинеров и министров.

— Посмотрите! — самодовольно сказал он. — Есть ли на свете другая женщина, у которой ножка была бы еще меньше?

Все видели, что он возбужден и готов на самые немыслимые сумасбродства, лишь бы к приезду Марии-Луизы все было готово, и притом в лучшем виде. И ярким тому доказательством может служить такой случай: когда ему доложили, что декораторы, которые переоборудовали большую гостиную в Лувре под часовню, где должны были освятить их бракосочетание, не знают, куда перевесить находящиеся в этой гостиной великолепные картины, Наполеон, не колеблясь, сказал:

— Ничего не поделаешь, придется их сжечь!

К счастью, было найдено менее скоропалительное решение.

Мария-Луиза не могла предположить, что встреча с ней повергнет Наполеона в такое волнение. Несмотря на ежедневные знаки внимания: нежные письма, подарки, присылаемую дичь, она с содроганием смотрела в окно кареты на сменявшиеся пейзажи Германии.

16 марта в Браунауам-Инн, под звон колоколов и артиллерийский салют, граф Траутмансдорфский «передал» Марию-Луизу маршалу Бертье, доверенному лицу Наполеона. Отныне она считалась французской императрицей. Со слезами расставалась она со своей австрийской свитой, которую сменили двадцать пять придворных дам во главе с очаровательной Каролиной Бонапарт, не потрудившейся скрыть своего недоброжелательства.

После этого ее провели под триумфальной аркой, украшенной надписью, говорящей о добросердечности и чистоте помыслов жителей города.

На ней было начертано следующее:

«Назначенье любви ограждать нас от невзгод и опасностей и дарить счастьем. Да будет она благословенна».

Мария-Луиза продолжала свой путь через Ульм, Штутгарт и Страсбург, и всюду ее встречали с необычайной пышностью.

И когда Мария-Луиза увидела Рейн — эту естественную границу Германии — она разрыдалась. Переехав по понтонному мосту на другой берег и ступив на землю Франции, она крикнула:

— Прощай, Германия!..

Это патетическое восклицание скорее могло вырваться у пленницы, а не у августейшей особы, которой предстояло воссесть на трон.

24 марта в дождь Мария-Луиза выехала из Страсбурга. Путь ее пролегал через Люневиль, Нанси, Туль, Лииьи-ан-Баруа, Барле-Дюк, Шалон, Реймс, Сильри. 27-го, вскоре после отъезда из Витри-сюр-Марн, она посмотрела на портрет Наполеона и впервые за всю дорогу улыбнулась.

— А он весьма интересный — произнесла она и прибавила: — Мне не терпится поскорей увидеть императора.

— Вы встретитесь с его величеством завтра во второй половине дня, недалеко от Суасона; он будет ждать вас в шатре, близ фермы Понтарше, — пояснила Каролина.

Мария-Луиза вздохнула.

— Неужели мне предстоит такая же церемония, как и Браунау?

Заметно удрученная подобной перспективой, она глубже зарылась в подушки и меланхолически смотрела, как дождь струится по стеклам кареты…

При въезде в маленький городок Курсель двое мужчин, завернутых в плащи, сбежали с церковной паперти, где они укрывались от дождя, и, выскочив на середину дороги, преградили путь карете Марии-Луизы.

— Стойте! Стойте! — кричали они.

Кучер сдержал лошадей, и карета остановилась. Один из загадочных налетчиков — поменьше ростом — открыл дверцу. Он насквозь промок, и прядь волос прилипла ко лбу и падала ему на глаза.

Мария-Луиза, думая, что это покушение, смертельно побледнела от страха.

— Его величество император, — с поклоном сказала Каролина.

Это на самом деле был Наполеон. Не в силах ждать дольше, он выехал из Компьеня в сопровождении Мюрата.

— Мадам, я счастлив вас видеть, — были его первые слова. И, сочтя, что процедура знакомства закончена, он сел в карету и осыпал поцелуями свою несколько смущенную супругу.

— А теперь — быстрее в Компьень! — приказал он. Лошади мчались во весь опор, и карета, как ураган, проносилась через разукрашенные городки, и их мэры, у которых были заготовлены длинные торжественные речи, едва успевали поклониться.

— Да здравствует император! — в совершеннейшем изумлении кричали они вслед быстро удалявшейся карете.

В Суасоне был предусмотрен торжественный обед. На улицах толпился народ. Дети, размахивая флажками, кричали:

— Да здравствует император!

Кортеж разрезал толпу, промчался мимо и продолжал путь. Жители Суасона были весьма разочарованы, а некоторые зубоскалили:

— Небось, их ждет брачная ночь! Есть от чего торопиться!..

Их комментарии были бы более игривыми, если бы они видели Наполеона несколькими минутами позже, когда он попросил Каролину пересесть в другую карету и продолжал путь наедине с супругой…

Была ночь, когда дорожная карета их величеств остановилась у парадного подъезда Компьенского дворца, и Мария-Луиза в длинном бархатном плаще и шляпке с перьями попугая, опершись на руку Наполеона, мелкими шажками направилась к дворцу, как-то странно подпрыгивая на ходу, к удивлению присутствующих.