Наполеон. Годы изгнания - [59]

Затем он представил солдатам генерала Камбронна и тех гвардейских офицеров, которые были вместе с ним на Эльбе, после чего в центре площади был поднят прежний гвардейский флаг. В связи с этим император сказал:

Солдаты! Эти люди вернули вам ваши знамена. Так пусть эти знамена вдохновят вас: вручая их гвардии, я вручаю их всей армии! Измена и трудные обстоятельства покрыли их траурной завесой, но благодаря французскому народу и вам они вновь будут развеваться, озаренные светом собственной славы. Поклянитесь, что они всегда будут там, куда их призовут интересы родины! Так пусть же изменники и те, кто посягнет на нашу территорию, никогда не смогут выдержать их вида!

«Клянемся в этом!» — ответили солдаты возгласом, полным энтузиазма. После смотра войска прошли парадным строем, восклицая: «Да здравствует император!»

Эльбанский батальон, прибывший в Париж после того Как он покрыл расстояние в 240 лье за двадцать дней, был расквартирован в Эльбефских казармах на площади Карусель; на следующий день на двери казарм большими буквами было написано следующее: «Жилище храбрецов». Случайно я обратил внимание на эту надпись и упомянул о ней императору, когда он собирался ложиться спать. Я рассказал об этом императору не для того, чтобы каким-то образом внести раздор в ряды гвардейцев, но только с мыслью о том, чтобы польстить этому батальону, воздав ему должное. На следующее утро я с удивлением услышал, как император обсуждал это событие с графом Бертраном, приказав ему принять меры, чтобы стереть эту надпись. Император пояснил, что поскольку в этих казармах нельзя было разместить всю гвардию, то было бы несправедливо заявлять подобное только об одном батальоне. Он добавил, что Эльбанский батальон был только частью гвардии, депутацией от нее, и всем гвардейцам хотелось бы войти в состав подобной депутации. Поэтому в том, чтобы оставить эту надпись, которая могла внести раздор, не видно каких-либо положительных моментов, но только одни недостатки. Для того чтобы стереть эту надпись, было выбрано ночное время.

Батальон гренадеров, которые заняли посты охраны у дворца Тюильри в ночь с 20 марта на 21-е, был назначен для выполнения этого задания еще в По-сюр-Ионне 19 марта в восемь часов вечера; гренадеры совершили марш в 25 лье за 24 часа и прибыли к своим постам охраны, никого не оставив позади себя. Весь батальон получил орден Почетного Легиона; император распорядился о выдаче каждому солдату батальона дополнительной субсидии в размере 300 франков, а офицеров, которые уже были легионерами, повысили в чине на одну ступень.

Во время приема в воскресенье, 26 марта, император получил поздравления от министров Государственного совета, от верховного апелляционного суда, от суда по финансовым вопросам, от суда империи, а также от других судов и высокопоставленных государственных служащих. Речи отражали характер лиц, подготовивших их, а также самих ораторов; все говорили о свободе, независимости и чести родины. Речь графа де Фермона от имени Государственного совета являла собой декларацию принципов, вся суть ответов императора содержалась в одной реплике, адресованной архиканцлеру:

«Чувства, которые вы выразили, это и мои чувства. Все для нации, все для Франции — таков мой девиз. Я и моя семья, которую этот великий народ возвел на трон Франции и после этого продолжал оказывать нам поддержку, несмотря на политические перевороты, не хотим, не должны и никогда не сможем претендовать на какие-либо другие титулы».

В тот вечер на приеме присутствовал г-н Поджи. Когда император уходил, г-н Поджи сказал ему, что во всех речах просматривалось почти умышленное намерение говорить о свободе и конституции, словно ораторы старались уже сейчас выпросить обещания по этому поводу.

Император ответил: «Страна более стремится к равенству, чем к свободе; концепция свободы этих ораторов плохо усваивается, они забывают о том, что я люблю свободу так же, как и они, и даже еще сильнее. Но при всем этом вам не должны противостоять 800 000 врагов, которые хотят лишить вас свободы; я более, чем эти господа, предан цели спасения и достижения благосостояния Франции. Я хочу равенства для всех при выборе средств достижения успеха; именно в этом заключается преобладающая страсть нашего века, мы не должны подавлять ее. Что же касается свободы, если она возникнет, то это будет следствием обстоятельств, в которых я не буду участвовать».

Ежедневно, начиная со дня прибытия императора в Тюильри, жители Парижа, жаждавшие увидеть его, собирались толпами в саду под окнами его апартаментов и неизменно, когда бы он ни появился у окна, приветствовали его возгласом, единственным, который можно было услышать в то время: «Да здравствует император!»

Спустя несколько дней после прибытия в Париж император отправился в городское предместье Сент-Антуан, где его вскоре узнали. Императора тут же окружила толпа местных жителей, которые сопровождали его до самого дворца Тюильри. Свита императора, оказавшаяся отрезанной от него, забеспокоилась при виде такой массы людей, взявших его в плотное кольцо. Из такой толпы мог появиться человек с самыми худшими намерениями. Но слышались только крики, проникнутые чувством любви к императору.