Наполеон. Годы изгнания - [41]

«Ваше Высочество, я надеюсь, что это только «до свидания».

«Думаю, что нет». Какое-то скрытое предчувствие, казалось, подсказывало ей, что она никогда больше не увидит императора. В этот момент в комнату вошел Его Величество и, утешая принцессу, вывел ее в сад. В гостиной я обнаружил всю в слезах мадам Мер.

«Маршан, я вручаю своего сына в твои руки. Вот, возьми, — сказала она, передавая мне коробку для конфет, на которой был изображен ее портрет, — пусть эта коробка заменит ту, которой он пользуется сейчас; если судьба отвернется от него, не покидай его!» Она прикрыла руками глаза, и, кроме рыданий, я уже более ничего не слышал.

Улица, ведущая от дворца к гавани, была вся заполнена народом, желавшим попрощаться с императором. Людям казалось, что слава императора проявилась в новом виде и засверкала более щедрыми и яркими красками.

Вся национальная гвардия уже была на борту корабля; несколько запоздавших польских солдат остались на острове. Один мамелюк содержался в заключении на острове Пьяноса после того, как отсек во время дуэли руку одному артиллеристу; о мамелюке забыли, и он остался в заключении. Я прибыл на борт брига; корабль был переполнен людьми, передвигаться на нем можно было лишь с большим трудом. Солдаты национальной гвардии разместились на бриге, на шлюпках «Звезда» и «Каролина» и на четырех транспортных кораблях: всего же было около 1000 человек, 600 гвардейцев, 300 солдат корсиканского батальона, 60 или 80 пассажиров и несколько поляков. Всей флотилией командовал капитан Шотар, его заместителем был лейтенант Жарри.

Возгласы: «Да здравствует император!» — которые вначале послышались в верхней части города, свидетельствовали о том, что император покидает дворец. С 7.30 эти возгласы сопровождали его до самой гавани, усиливаясь по мере того, как улицы города заполнялись людьми, и смолкли только тогда, когда император взошел на борт брига. Те, кто находился на бриге, в последний раз попрощались с островом. В ясном небе сияла полная луна, ее яркое сияние освещало картину плавания, придавая величие продвижению нашей маленькой флотилии; море было спокойным, и береговой бриз быстро гнал нас к берегу Франции.

Мадам Мер, принцессе Полине и графине Бертран предстояло проследовать в Рим и оттуда в Париж, если осуществится задуманное рискованное предприятие. Графиня Бертран, не сомневавшаяся ни на минуту в успехе экспедиции императора и с нетерпением ожидавшая момента, когда она вернется во Францию, отплыла туда через несколько дней после нашего отъезда, несмотря на совет мадам Мер не делать этого, и высадилась в гавани Антиба. Там ее арестовали вместе с детьми, слугами и с несколькими женами членов обслуживающего ее персонала, затем перевезли в Марсель, где держали под арестом в условиях, соответствующих ее рангу и положению. Ее освободили из-под ареста только тогда, когда император достиг Парижа и приказ об ее освобождении был направлен маршалу Массена. Мадам Мер, более осторожная, чем графиня, прибыла в Рим вместе с принцессой Полиной в то же самое время, когда графиня Бертран высаживалась в Антибе. Принцесса Полина, чувствуя себя слишком нездоровой для столь длительного плавания с Эльбы во Францию, вернулась вместе с мадам Мер в Италию.

Глава седьмая

Переезд — Высадка в бухте Жуан — Марш на Гренобль — Столкновение с королевскими войсками — Взятие Гренобля

Жребий брошен. Великое решение, в основе которого были самые благородные и убедительные мотивы — благополучие Франции, — только что принято. Наполеон перешел Рубикон. Он не ставил перед собой цель просто кого-то победить или умереть: он хотел одержать победу ради родины, которую иначе терзала бы анархия.

Как только император поднялся на борт брига, флотилия тронулась в путь, и вскоре Портоферрайо исчез из поля нашего зрения.

Император оставался на палубе до 11 часов вечера. Потом он спустился в свою каюту и улегся спать на одной из тех небольших походных кроватей, которые были заранее для него подготовлены. Граф Бертран спал на матрасе, расстеленном прямо на полу в императорской каюте, а я провел ночь не раздеваясь, на матрасе, разложенном вдоль двери каюты.

Рано утром следующего дня, 27-го числа, император поднялся на палубу и распорядился, чтобы все сопровождавшие его лица выстроились перед ним в два ряда, и дал указание записать их имена.

Около 10 часов утра был замечен британский корвет, плывший нам навстречу. Его Величество приказал расставить моряков у пушек и провел с ними тренировочные занятия. Гренадеры были полны желания сразиться и захватить вражеский корабль, но корвет проплыл мимо, направляясь в гавань Портоферрайо. «Кэмпбелл будет расстроен, — заметил император, — когда командир корвета сообщит ему, что я покинул остров Эльбу».

Новость об отплытии Наполеона во Францию стала известна в Ливорно днем 27-го числа и в тот же вечер — во Флоренции, в резиденции лорда Бергхерша[188], а в Вене — лишь в субботу 4 марта. Только 13 марта Талейрану удалось добиться, чтобы все нации объявили Наполеона вне закона.

Впоследствии стало известно, что заявление держав об этом было готово уже 9 марта, но некоторые полномочные представители и сам император Александр считали, что действуют слишком поспешно. Но письма, полученные из Турина 8-го числа, сообщили о высадке в Канне; в других письмах сообщалось, что для того, чтобы положить конец беспорядкам, вызванным высадкой Наполеона, необходимо было армию, направленную в Неаполь (ее состав Талейран определил в 80 000 человек), разделить между Греноблем и Долем, а другие войска собрать в Лионе. Не было сомнений: Наполеона обнаружат, пути для его отступления будут отрезаны, а сам он будет захвачен в плен; в результате согласие России на опубликование декларации об объявлении Наполеона вне закона было получено 13 марта