Наполеон - [3]

Бонапарт не собирался становиться освободителем Корсики. Сия неблагодарная миссия отводилась Паоли, да и роль эта казалась юноше незначительной. Такие люди, как Бонапарт, видели свое будущее не на острове, а за морями, на просторах других земель. Люди все время приезжали и уезжали с острова. Амбициозным обитателям приморских городов была чужда неподвластная времени стабильность жителей внутренних районов острова. Предки семьи Бонапарта принадлежали к мелкому дворянству Тосканы шестнадцатого века. В Аяччо Бонапарты поколение за поколением занимали судейские и административные должности. Семья сохраняла дворянское звание на протяжении шестнадцати поколений. Они не накопили несметных богатств, но средств вполне хватало, чтобы нанимать слуг и содержать собственный дом с садом. Карло Мария да Буонапарте, как он себя называл, женился на четырнадцатилетней Летиции, среди предков которой тоже были итальянские дворяне. Но в ее семье часто заключались браки с мелкопоместными дворянами из внутренних районов Корсики. Летиция родила мужу восьмерых детей. Наполеон, или Nabulion, как записано при крещении, был их вторым сыном. Это имя, которое впоследствии дало название целой эпохе, не имело никакого скрытого смысла. Просто отец, следуя семейной традиции, назвал сына так же, как его прадед своего второго сына. Бонапарт почти никогда не использовал это имя. Анализ нескольких тысяч сохранившихся до наших дней автографов Наполеона показывает, что он всегда подписывался «Буонапарт», а позже «Бонапарт». Именно этим именем, и официально и в неофициальной обстановке, называли его все друзья, и даже его первая жена, Жозефина. И именно это имя я использую в данной книге. Когда он стал императором, то с неохотой, в угоду протоколу, принял имя Наполеон, и именно так его называла вторая супруга. Но он редко подписывался полным именем, просто писал «Nap» или «Np», а часто забывал свой новый титул и писал «Бонапарт».

О Бонапарте написано больше книг, чем о любом другом человеке, за исключением Иисуса Христа. Они довольно часто издаются на английском, французском и на многих других языках. Эти книги очень популярны: издатели считают, что книгу о Наполеоне продать гораздо легче, чем биографию любого другого человека, – просто в силу интереса к этой исторической личности. Почти все эти книги спекулируют на теме семьи или происхождения заоблачных амбиций Бонапарта. В сущности, все сходятся во мнении, что жесткостью характера Бонапарт пошел в мать, а не в отца, вероятно, довольно слабого человека, который умер совсем молодым. Мадам-мать императора была совсем из другого теста. Некоторые биографы объясняют воинственность и агрессивность Бонапарта кровью его неистовых корсиканских предков с их культом железного закона кровной мести – вендетты. Странно, но именно месть была единственным, в чем Бонапарт не проявлял особой жестокости. Он с поразительной непредсказуемостью великодушно прощал обиды, не всегда или обычно, но достаточно часто, чтобы это могло удивить. После того как Бонапарт прочел книгу Босуэлла, многому его научившую, и понял, что на Корсике делать нечего, этот остров больше никогда его не интересовал. С тех пор как Наполеон покинул Корсику, он никогда не возвращался сюда. Никогда не учитывал остров в своих геополитических планах. С другой стороны, Бонапарт не стыдился своих корней. Он просто вычеркнул Корсику из своих мыслей, как не имеющую значения для его честолюбивых планов.

По другой версии биографов, Бонапарт был копией одного из своих тосканских предков – кондотьера[1], солдата удачи, который продавал свой меч любому, кто был в состоянии хорошо заплатить, и основал свою династию на деньги, скопленные в войнах. Действительно, до того как в 1768 году Франция взяла власть на острове в свои руки, Корсика зависела от Италии, которая находится гораздо ближе, и которая дала Корсике свою письменность и культуру. Но Бонапарт никогда не демонстрировал привязанности к Италии как к государству, он соглашался с определением австрийского дипломата Меттерниха: Италия – «не более чем географическое название», и когда сделал своего сына и наследника королем Рима, он тем самым возрождал гораздо более раннее понятие государства. Наполеон не питал никаких чувств ни к одному из итальянских городов, обозначивших себя в истории, рассматривал их как добычу, как разменные серебряные и золотые монеты, которые надлежит отнять у врага и раздать членам своей семьи и своим соратникам. Самих же итальянцев он ни во что не ставил.

Вглядываясь в морские дали, как любой корсиканец в Аяччо, он испытывал мальчишеское преклонение перед военно-морским флотом Великобритании, который царил в водах Средиземного моря, так далеко от дома, и так уверенно. В свое время он мечтал служить в британском Королевском флоте в качестве корабельного гардемарина и со временем командовать одним из тех отполированных, начищенных до блеска, красиво окрашенных – и грозных – трехпалубных суден, которые иногда бросали якорь в бухте Аяччо. Но на это нужны были деньги и, что еще важнее, протекция или связи. Ни того ни другого у его семьи не было. И момент был упущен. Однако весьма любопытно остановиться на этих его первых детских устремлениях и представить, каким образом развивалась бы история, воплотись в жизнь его мальчишеские мечты. Ребенком Бонапарт отличался хорошими способностями к математике, которые он сохранил на всю жизнь, в его профессии они были неоценимы. Знание математики помогло бы ему и в море. Несомненно, он сделал бы карьеру во флоте, и стал бы соперником самого Нельсона. В действительности же море, столь притягательное для честолюбивых корсиканцев, стало смертельным врагом Бонапарта. Наполеон не понимал его истинного стратегического значения, а морской аспект геополитики всегда ускользал от него. Его последней, роковой ошибкой было то, что 15 июля 1815 года он поднялся на борт британского судна «Беллерофон». С этой минуты он больше никогда не был свободным человеком. Ожесточение Бонапарта против британцев частично объяснялось его верой в то, что власть, которую давало им превосходство на море, неправильна и противоестественна. Он был недоволен и раздражен несправедливым успехом блокады, которая завела его в бесконечный лабиринт континентальной системы