Напиши обо мне роман - [91]

Прошло уже пять минут, а сообщение все еще висело непрочитанным.

И еще через две минуты тоже.

И через три — я хотела выдержать пять, но сломалась и посмотрела на экран раньше.

Боль в горле душила все сильнее. Пришлось пойти поставить чайник и даже порыться в аптечке в поисках леденцов от кашля.

Но когда тщательно перебрав все свои лекарства и засунув за щеку лимонный «Стрепсилс», я вернулась к ноутбуку, сообщение все так же висело не просмотренным.

От тревоги, боли и обиды я вдруг расплакалась. Отчаянно, горько, будто случилась какая-то беда.

Ему что — сложно взгляд бросить?

Он что — не понимает?!

Я замерла.

Не понимает… что?

Не понимает, что я чувствую?

А ЧТО я чувствую?

Сердце гулко ударилось о ребра и ледяным комком рухнуло в живот.

Я вспомнила, что это — все признаки налицо.

Чувствовать эмоции человека на расстоянии.

Зеркалить его физическое состояние, даже не зная о нем.

Переживать то же, что переживает он.

Привязываться до истерики, до полного слияния, когда больше ни о чем не можешь думать и ничего не можешь делать, пока не выяснишь, что с ним происходит.

Все это было слишком знакомо.

Я влюбилась. Мне пиздец.

/4

«Ты слишком эмоциональная» — сказал мне как-то бывший муж.

Его вообще бесило, когда я проявляла какие-то человеческие чувства. Гнев мне был не положен, потому что я девочка, грусть, потому что это непродуктивно, слезы он, как большинство мужчин, не выносил, радость не за него раздражала — и любое другое чувство интенсивностью выше слабой улыбки и мягкого голоса считалось неприличным.

«Если бы ты так не дергалась, ты бы уже многого достигла», — сказал мне как-то бывший муж.

Не уверена, что не дергаться помогло бы.

Но сейчас я смотрела на мечущуюся по квартире истеричку его глазами. Я слишком эмоциональная. Совершенно нет повода грызть ногти, рыдать, швыряться вещами, писать длинные сообщения и потом стирать, пытаться влезть в джинсы и падать на кровать, потому что меня трясет до такой степени, что я не попадаю ногой в штанину.

Я слишком эмоциональная.

Подумаешь, влюбилась.

Ничего страшного, бывает. От этого не умирают.

И даже от безумной, выжирающей нутро ревности — не умирают.

Это просто усиленное в несколько десятков раз чувство, которое испытывает ребенок, когда кто-то берет его игрушку. Ребенку просто надо привыкнуть и научиться реагировать как взрослый.

Подумать о том, что другой человек — не вещь. Что Роман мне не принадлежит. Что если он захочет вернуться к Диане, я ничего не смогу сделать. И плакать по этому поводу совершенно бессмысленно.

Но как, как, как же я попалась, а?..

Я окунула лицо в ладони, так и застыв на полпути очередной попытки надеть джинсы. Сидела на краю кухонного дивана, как в детстве, когда с утра никак не можешь натянуть колготки, чтобы пойти в детский сад. Сидела и плакала.

Просто подошла спросить про машину. Набралась смелости в кои-то веки.

Потом повелась на идею писать роман о настоящем миллионере.

Любопытство — самый страшный мой порок.

Потом он оказался не похож ни на кого из моих знакомых. Будто другого вида, с другой планеты. Вот тут надо было понять — мы тут все белковые формы жизни, с чего ему быть кремниевой?

А потом… мне слишком понравилось то, что я узнала в нем.

Все-таки он зацепил меня. За любопытство.

И чем-то еще.

Тем, что при всей непохожести — он был почти как я.

Словно где-то глубоко внутри мы были созданы по одному проекту.

Надо было бежать еще тогда, после ночной прогулки. После поцелуя. После шампанского в пустыне. После возвращения. Еще не поздно бежать!

Наверное, еще не поздно?

Я вскочила, в одну минуту натянув джинсы, свитер, ботинки и вылетела за дверь, словно моя любовь жила только у меня дома и снаружи я могла спастись. Но она жила в телефоне, а он прятался у меня в кармане и так отчетливо нагревался, обжигая бедро через ткань, будто изо всех сил старался соединить нас. Но я больше не смотрела на экран.

Я бежала.

/5

Уже стемнело — осенние синие сумерки размыли мир до акварельной дымки, и кто-то все подливал темной краски на мокрый листок с пейзажем. Девятиэтажки вперемешку с пятиэтажками, фонари, отраженные в мокрых асфальтовых дорожках, возвращающиеся с работы люди, теплые огоньки в окнах.

И я — бегущая в противоположную сторону. Оставаться дома в эти семейные часы уюта — гарантированно сойти с ума.

Я бежала.

Запрыгивала в автобусы, которые рано или поздно приходили на конечную; спускалась в метро, где задыхалась от толп людей; выходила где-то в центре, чувствуя себя совершенно одинокой среди бурлящей вечерней жизни Москвы. У тусовщиков вечер только начинался, и он был полон предвкушения — табачного дыма, звона бокалов с коктейлями, громкой музыки, легкомысленных поцелуев и серьезных бесед.

Я спасалась в толпе, пряча себя от себя. Бездумно брела по улицам, засматриваясь в гудящие ульи популярных баров, подолгу разглядывала витрины, сидела на мокрых лавочках в скверах. Было уже совсем темно, но центр сиял огнями искусственных сумерек — этого хватало, чтобы не потеряться.

К сожалению, не потеряться.

Зарядил дождь, но мне не хотелось от него прятаться. Мелкая морось только слегка раздражала и пропитывала шерстяной свитер запахом мокрой псины. Зато праздные гуляки разбежались, всосались в бары, магазины и рестораны. Остались только безумцы — вроде меня.