Напиши обо мне роман - [50]

Девушка, кстати, была все та же, которую он отбил у Мишеля. Поэтому я знала, что они до сих пор вместе — Мишель продолжал с ней дружить, а я даже как-то раз напилась в их компании и искренне ей посоветовала с моим бывшим не связываться. Разумеется, как и все женщины в подобных ситуациях, совета она не послушала.

Роман промолчал.

И молчал так долго, что я уже подумала, что тема закрыта, но он вдруг задумчиво уронил:

— Все-таки ты добрая… Но почему-то стараешься это скрыть.

Я фыркнула, но не стала спорить. Увы, быть доброй в нашем мире — изощренный способ самоубийства. И если это правда, хорошо, что стараюсь скрыть.

После наших яростных словесных битв эта ночная прогулка была непривычно молчаливой. Роман атаковал какого-то запоздалого прохожего и стрельнул у него на этот раз целых две сигареты, которые мы так же молча выкурили, сидя на скамейке в попавшемся по дороге скверике.

Чуть позже он, одним жестом попросив меня подождать, нырнул на пару минут в неоновый угар ночного клуба и вернулся с бутылкой яблочного сока. Мы распили ее на двоих, обнимая губами еще теплое после другого горлышко.

— О, смотри, — дернула я его. — Видишь это здание? Это дореволюционная больница. Я как-то услышала на экскурсии легенду про то, что храм внутри нее был замурован все годы советской власти и тут же придумала роман про демона, который все это время там спал.[9]

— Написала?

— Это был мой второй первый роман.

— Как это?

— Ну, у меня два первых романа. Первый, который я начала и первый, который закончила. Тот, что первый начала, я закончила вторым. Так что они делят первое место пополам.

— Все у тебя не как у людей, — в устах Романа прозвучало комплиментом.

Но я неожиданно призналась:

— Кто бы знал, как я от этого устала… Не понимаю, как у других получается либо жить, как все, либо превращать это свойство в преимущество. Вон, как у тебя. Одна я торчу посреди чистого поля в алой пачке балерины и всех бешу своей якобы уникальной личностью.

Черт знает, почему я вдруг решила ему об этом поныть.

Роман, однако, покивал, как будто правда понял, о чем я. Может и понял, потому что спросил:

— Знаешь, чем отличаются нездорово ебанутые люди от восхитительно эксцентричных?

— М?

— Количеством денег, Алиса. Вот и весь секрет.

Он развел руками и рассмеялся.

— Осталось придумать, где их взять, — пробормотала я.

— Я предлагал, — напомнил Роман.

— Ой, все!

Мы постояли на мосту, глядя в черную воду реки, в которой отражались цепочки белых и оранжевых фонарей. Машины проезжали мимо так редко, что было слышно, как внизу, у опор, плещется вода. Роман обнимал меня за талию, но не делал никаких попыток поцеловать, как у бара. Только зарывался носом в волосы и вдыхал их запах, а я болтала какую-то ерунду о продажах, договорах, эксклюзиве, совершенно ему, да и мне, неинтересную — с бьющимся сердцем, изо всех сил делая вид, что ничего особенного не происходит.

После этого у Романа зазвонил телефон и он, извинившись, отошел подальше. Увы, по ночной улице голос разносился слишком далеко, так что я успела услышать и «успокойся, истеричка!», и «не помню, чтобы обещал…», и «постараюсь это пережить». Но без подробностей. К тому же с каждым словом он отходил все дальше и дальше, да и я решила пока пойти, не дожидаясь, пока закончатся разборки.

Догнал он меня через десять минут. Совершенно спокойный, в том же расслабленном состоянии, что и до звонка. Я тоже промолчала, хотя восстановить свое настроение у меня заняло чуть дольше — километра два.

До дома оставалось совсем недалеко.

Я не знала, о чем говорить, поэтому говорила о себе.

— Тут был детский сад, в который я ходила. Его давно снесли, но я до сих пор вглядываюсь в землю рядом с тем местом, где были ворота. В три года я там закопала гоночную машинку. Все думаю — вдруг она найдется?

— Здесь я люблю встречать июнь. Сидеть на этой скамейке и смотреть, как ветер заметает дороги тополиным пухом вперемешку с вишневыми лепестками. Как снегом.

— Это мой любимый маршрут трамвая. Он идет далеко-далеко, через добрую четверть Москвы, и долго-долго. Можно смотреть в окно и думать о чем-нибудь. Например, о сюжетах. Лучше, чем в метро, там за окнами все время темно.

Это все моя свеженарожденная Алиса была виновата. Болтала и болтала, никак ее было не унять. Уж как ее ни унижали комментарии былых знакомых: «Я всю жопу отсидел в твоем трамвае», «Пух? Серьезно сидишь и смотришь на пух?», как ни разочаровывали хватания за разные части тела прямо посреди рассказа о волшебном логове чудовищ в сплетении ветвей под холмом — она все еще верила в людей.

Вопреки жизненному опыту и здравому смыслу.

Но я себя не останавливала. Пусть. Чем раньше я обрасту заново плотной коркой цинизма, тем лучше. На мой взгляд, родившийся с золотой ложкой во рту богатенький мажор, выросший в наглого миллионера, просто обязан был обломать меня так качественно, что второй прививки не понадобилось бы.

Но Роман молчал. Кивал, угукал, внимательно смотрел, куда я показываю, хмыкал, услышав что-нибудь занятное. Но не перебивал и не комментировал.

— Ну вот… — сказала я, неловко топчась у своего подъезда. — Тут я живу. А, ты же знаешь…