Наперекор ветрам - [5]

— Конечно высокий! — усмехнулся Гайдук. — Посмотри на моего дончака — не конь, каланча…

Колонна Халупы продолжала свой путь к хутору с голубятней. Гайдук дал знак своим двигаться следом. Впереди черного знамени, мирно беседуя, ехали два командира. Скоро всадники обеих колонн завели лошадей в тень сада, стали знакомиться.

Чтобы развлечь своих людей на привале да удивить новичков — заднестровских ребят, Гайдук извлек из переметной сумы «походную фортупиану». Это было заботливо завернутое в войлок и холст внушительное оглинде, а по-русски сказать, — зеркало. Его заводной механизм исполнял одну-единственную мелодию — «Кампанеллу» Листа, насыщенную малиновым перезвоном колокольчиков.

— Что, приданое с собой таскаешь? — подмигнул единственным глазом, но довольно выразительно, Халупа, когда друзья детства уселись на глиняной завалинке хаты.

— Не приданое, а дорогой презент, подарок, значит, Свирид, от самого начдива.

— Это за что же он тебе презентовал, Ионул?

— Под Бендерами, помнишь, еще в прошлом году, когда мы отступали в Россию, погнался за нами броневик. Мы из засады вышибли пулями весь дух из скатов, французов захватили. А это оглинде висело в башне броневика. Якир — он был с нами — и презентовал мне эту фортупиану. Я ее берегу. В бою все норовлю стать к пулям правым бортом. Вожу свой презент в левой переметной суме…

— Тебе этот пустячок, а себе, думаю, отхватил, что поценнее. Французы, те дошлые — у них и часишки, и бруслеты золоченые, и перстеньки дорогие, и протабашни чижолые…

— Верно говоришь, Свирид. Всей этой муры в броневике нашлось в предостатке. Якир собственноручно сделал всему добру полный учет, а мы, красные гвардейцы, своими лапами тую перепись припечатали и с верным хлопцем — гайда до Одессы, в народную кассу, значит.

— Лопух ты, Ионул, — громко рассмеялся одноглазый. — Тот верный хлопец шикует с вашей посылочкой где-нибудь в Одессе, а то и в самом Бухарессе…

— Не я, а ты лопух лопухом, друг-Свирид, — лукаво усмехнулся Гайдук. — Тот верный хлопец в сей момент треплется вот тут с тобой. Уволок я тогда в Одесский банк не один тот узелок. В Бендерах подкинули еще пудика два золота, буржуйского, конечно. Вот в бескозырке, вшитую, конечно, таскаю копию расписки. На всякий случай, конечно.

— Трахни меня гром, не поверю, чтоб начальничек чем-нибудь не попользовался.

— Правильно чешешь, Свирид! Он таки попользовался. На то он и начальник! Взял ту штуку у пленника, повертел ее в руках, полюбовался и еще усмехнулся: «Вот оно самое для меня дорогое…»

— Что, Ионул? Перстень с голубым алмазом?

— Куда там. Бери, Свирид, повыше… Новенький блот-нок, ну книжечка такая записная…

— А это что у тебя, друг? — спросил одноглазый, указывая на широкий шрам с бело-красными рубцами на шее земляка. — Не сам ли себя бритвой?

— Чего захотел. Жизнь мне еще не надоела. Эта штука заработана под Богучаром. Застукали меня на одном хуторе донцы. На счастье — пешка… Я в галоп, а тут перед самым носом тын. Я шпоры, конь через верх. Сам-то я ушел, а бурку — добрая была штука — лампасники с меня содрали. Держалась она на ремешке. Вот на горле его след. Это, брат, похлеще бритвы могло обернуться…

Помолчали с минуту, продолжая рассматривать друг друга. Потом Гайдук спросил земляка:

— А почему это ты, товарищ флагман, плаваешь не под красным, а под черным вымпелом?

Халупа загадочно улыбнулся:

— Ты посмотри хорошенько, Иона, что на нем значится. На нем выведено белым по черному: «Мы горе народа потопим в крови». Не знаю, Иона, стал ли ты коммунистом, а я — стоп. Я склонился к анархии. Вот кто за народ!

— А чего хотят твои анархисты?

— Настоящей свободы! — выпалил Халупа. — Свободы не на словах, а на деле. Царь — это я! Народ свободен, когда свободен каждый человек. Из всех царств наши признают только одно — царство свободы.

— А коммунисты разве не за свободу для народа?

— Коммунисты свое сделали, — самоуверенно продолжал Халупа. — Спасибо им, царя спустили на дно, Керенского взяли на абордаж, замирились с германцем, прогнали буржуев, дали землю мужику. А зараз надо другое. И это другое коммунистам не по плечу. Кишка у них тонка. Зараз все сделают другие люди. И знаешь, Иона, кто верховодит ими? Батько Махно! С ним я воевал все лето против немцев. Голова! Весной, как прогнали гетмана, потянуло меня на родину. Батько благословил, а я ему обещал привести подмогу. Вот и веду! — одноглазый мотнул головой в сторону шумного бивуака. — Добрые хлопцы, смирные и послушные…

— А того не знаешь, Свирид, что твой Махно изменил народу? Я хоть и недавно вступил в политику, стал большевиком, значит, а понимаю — Махно открыл Деникину шлюзы. Воюет против нас. Собрал какую-то трехсот тридцати трех святителей разгульную рать…

— Про батька молотят языком разное. — Халупа снял с головы кудлатую папаху. — У меня правило: не верь ушам, верь глазам. Махно — вояка! Где не возьмет силой, берет хитростью. Настоящий мужицкий воевода. А у вас кто? Говорят, Красная Армия обратно стала под команду царских офицеров. Старый режим!

Гайдук поднял с земли почерневшую абрикосовую косточку. Прищурив глаз, швырнул ее в сторону тына, вдоль которого выстроилась плотная шеренга цветов. Ярко-малиновый лепесток мальвы, сбитый метким попаданием, кружась, упал в гущу пушистых ядовито-желтых люпинов.