Напарница - [54]
— Барышня, за нами кто-то едет.
— Проклятье! — закричала Грета, сбрасывая с колен мопсика. Тот ударился об пол коляски и жалобно заскулил, пришлось мне наклоняться, брать пёсика на руки и утешать оставленным на всякий случай кусочком пирожного. — Близко?
— Пока нет, но быстро догоняют.
— Проклятье, — снова выругалась Грета, почему-то не пытаясь выглянуть в окно, чтобы лично разглядеть причину своего беспокойства. Впрочем, из бокового окна дорога сзади и не просматривалась, и Грета, как хозяйка коляски, это знала наверняка лучше меня. — У них, должно быть, свежие лошади. Кстати, кто там — коляска, всадники?
— Коляска, барышня. Шестёрка лошадей, кучер прячет лицо, примет не видно.
— Дьявол! Подъедут ближе — стреляй, Лупп, слышишь?
— Но, барышня…
— Стреляй, кому сказано!
Этот приказ возымел своё действие — снаружи немедленно послышались выстрелы. Испуганные этим лошади понеслись с кажущейся до того невероятной скоростью, коляску снова затрясло и нас с Гретой бросило друг на друга. Я взвизгнула от неожиданности и уцепилась за неё, пытаясь сохранить равновесие, однако «сестра» осталась совершенно спокойна, только стиснула руки, невольно ухватившиеся за меня, да сделалась белее бумаги. Бедный мопсик снова упал на дно коляски и принялся скулить с просто-таки разрывающей душу жалобностью.
— Что там, Лупп? — крикнула Грета, перекрикивая грохот колёс и стук копыт.
— Замедлили ход, барышня, останавливаются.
— Отлично. Крипс! — позвала она, открывая окошко кучера. — Гони быстрей!
— Куда уж быстрей, барышня! — возразил несчастный кучер, явно пытаясь не ускорить наше движение, а сдержать бег лошадей, который грозил нам неминуемой катастрофой.
— Не имеет значения, — отрезала Грета. — Быстрее! Я хочу быть уверена, что они не догонят нас, срезав путь на ближайшем повороте. Быстрее, Крипс, быстрее!
Не знаю, как назывался тот городишко, на окраине которого мы остановились уже после того, как окончательно стемнело. Не знаю, что за люди держали тот постоялый двор, в ворота которого мы постучались, однако Грете пришлось выплатить им крупную сумму денег и потратить всё своё — немалое — обаяние, чтобы уговорить их открыть дверь неурочным путникам, позаботиться о нас и о лошадях. Сами посудите, кем могут оказаться люди, которые приезжают в темноте на измученных долгим бегом лошадях в полуразвалившейся от дорожных неприятностях коляске? Да и, если подумать, тем мы и были — шайкой подозрительных лиц, скрывающихся от полиции, от неизвестных врагов и даже от друзей. К вечеру я была настолько устала, настолько напугана всем происходящим, что и подумать не могла ни о расспросах, ни о бегстве. Едва нам выделили комнату (одну на двоих с Гретой, которая продолжала представляться моей сестрой), как я поспешила переодеться в ночную сорочку и, забыв надеть чепец, повалилась на кровать. Некоторое время я в оцепенении наблюдала, как готовится ко сну моя мнимая сестрица, против всех приличий не имеющая привычки закрывать свою наготу во время сна и потому расхаживающая по комнате в одних только панталонах. Последнее, что я помню — это как она, уже собравшаяся отдаться сну, выбирается из-под одеяла и, почти совершенно обнажённая, подходит к окну, чтобы проверить надёжность задвижки.
«Её любовники, полагаю, имели все основания не жалеть о своём выборе» — сонно подумала я и уснула, не успев устыдиться непристойно вольного направления своих мыслей.
Проснувшись наутро, я не сразу вспомнила, кто я такая и где нахожусь. Греты в комнате не было, но была служанка, присланная, по её словам, чтобы меня разбудить и помочь мне переодеться. Выскакивать в окно при такой свидетельнице мне показалось неразумным, она наверняка бы закричала и постаралась бы мне помешать. Наверное, более опытный в подобных делах человек — та же Грета — не побрезговал бы ради свободы ударить бедняжку по голове щипцами для угля, да и «дать дёру», но у меня попросту не поднималась рука. Ни в первой своей жизни, ни потом, после знакомства с вампиром, не училась я нападать на других людей, причинять им вред и наносить увечья. А посему я встала, умылась и оделась, с благодарностью приняв помощь бедной девушки, которая и не подозревала о моих кровожадных сомнениях. Совершив свой туалет с подобающей моему положению тщательностью (ничего яркого или броского, но и ничего грязного или небрежного), я спустилась вниз к завтраку. Греты по-прежнему не было видно (мне сказали, что она вышла поговорить с кучером), однако меня ждала тарелка овсянки, тосты и стакан молока. Признаюсь, весьма скудно поужинав вчера, я нисколько не колебалась, выбирая между возможностью осмотреть постоялый двор, найти возможность к бегству (мнимая сестрица казалась мне всё более и более неподходящей спутницей), приглядеться к хозяевам — и долгожданным завтраком. Только после того, как каша и тосты были доедены до последней крошки, а молоко выпито до последней капли, я нашла в себе силы воспринимать окружающую действительность и услышала, как хозяйка у стойки судачит со служанкой о ещё более поздних гостях, приехавших сюда после нас. У них не нашлось при себе крупной суммы денег, однако отец семейства, возвращающийся с женой и детьми от родственников, написал обязательство троекратно оплатить расходы по своему проживанию. Это, а также милосердие, проснувшееся в хозяевах после слёзных просьб о еде и крове, жалоб на опасности дороги, которым путники уже успели подвергнуться, спасло несчастных от ночёвки на улице. Если я правильно поняла, несчастные рассказывали, как они мирно выехали на дорогу из находящегося неподалёку поместья, как вдруг едущая впереди коляска (то есть её пассажиры) принялись их обстреливать. Дикий рассказ подтверждался пулями, пробившими экипаж, точнее, оставшимися в коляске отверстиями от них (к счастью, ни люди, ни лошади не пострадали), однако, как утверждала старая служанка, дырки-то можно и просверлить.
