Наоми - [44]

– Не перебивай меня, Элис, надеюсь, я скоро это исправлю, возможно, именно ты и поможешь мне в этом. – Я выкатила от удивления глазки так сильно, что была похожа больше на лемура, чем на человека. – Так, управляя больницей на мнимом энтузиазме, я еле сводил концы с концами, едва сам не лишившись ума. Я пил, много пил, дешёвый алкоголь отравлял мой организм, превращая в ошмётки чудовища. Но однажды я увидел выход. Как бы тебе объяснить: он был похож на свет в конце тоннеля, как последняя возможность переплыть бурную реку или утонуть и исчезнуть навсегда.

– И что же это было? – я еле держала свои веки открытыми, пытаясь улавливать каждое слово и движение врача. Я теперь почему-то обратила внимание на то, что он в свои сорок довольно неплохо выглядел: ухожен, свеж и красив. Не знаю, что больше говорило от моего имени: я или алкоголь, но с каждой минутой я считала так всё сильнее и сильнее.

– Заведующий отделением интенсивной терапии однажды аккуратно мне намекнул, что существуют больные, исчезновение которых никто не заметит, только статистика могла бы выдать их смертность, но если просто сделать так, что они окажутся асоциальными, но живыми, то вообще можно решить все проблемы.

– Как, я не понимаю, – я уже облокотилась на спинку дивана, не в силах держать спину прямо. Врач положил мне руку на колено, сжимая его, а затем, плавно скользя, начал двигаться пальцами к юбке.

– Элис, зачем психу весь комплект органов? Ему уже всё равно, а вот таким, как мы, они серьёзно облегчат жизнь, поверь мне.

– Что? – я дёрнула коленкой, пытаясь сбросить его властную руку, но он ещё сильнее начал сжимать её, продвигаясь дальше по бедру. Когда он проник в мои трусики, я заорала как ненормальная, – так же нельзя, это преступление, вы – преступники, я не хочу!

– Жаль, Элис, очень жаль, ты могла бы сделать меня самым счастливым, – он дёрнул халат, разрывая пуговицы, – жаль, что счастье будет неполным, – произнёс он, совершая насилие надо мной.

Я закричала и потеряла сознание, оставляя моё тело наедине с монстром. Наоми в теле Элис бесилась от того, что не могла ему помешать. Она бездействовала не потому, что не хотела что-то менять, а потому, что уже не могла – слишком мало было самой Наоми в теле Наоми, главенствующую роль в её организме теперь играл монстр, которого она же сама и создала, проходя по предыдущим дверям, а монстру нравилось превращать бедную девочку в чудовище, получая полную власть над её неопытным телом.

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я рухнула в кабинете в беспамятстве, только очнулась я уже в палате привязанная ремнями. Страх овладел мной, заставляя издать до боли истошный и противный мне вопль. На мой крик моментально явились и, конечно, это были никто иные, как главный врач больницы и заведующий этим злополучным отделением.

– Проснулась, милая Элис, я рад этому. – Главврач гладил меня по голове, – а ещё больше я рад тому, что, оказывается, ты у нас сирота и тебя, как многих тут лежащих, никто не будет искать.

– Что вы со мной сделали? – я попыталась дёрнуться, хотя ремни плотно держали меня, но не они меня остановили, а боль, пронзившая моё тело повсеместно.

– Мы удалили тебе правое лёгкое, левую почку и правую долю печени. – Он улыбался, продолжая поглаживать меня по голове. – Ты будешь жить, это тебя не убьёт, а лишь ограничит, зато это здорово поможет всем нам. Я как раз хотел сменить себе жильё и машину. Поначалу я хотел было поделиться всем, что я имею, с тобой, но ты не приняла меня таким, каким я являюсь в действительности. Жаль, ты ведь мне больше чем нравилась.

– Ты – чудовище! – кричала я, – вы все здесь чудовища!

– Тише, Элис, тебе нельзя так кричать, ты слишком слаба. Обычно мы не удаляем несколько органов сразу, но тут, извини, простая обида за то, что ты отвергла меня, стала выше всех принципов. – Главврач пожал плечами, словно это то оправдание, согласно которому можно всё им списать. – Детка, я же всего лишь мужчина, а ты – глупая женщина, – сухо произнёс он, выходя из палаты, – а могло ведь быть всё по-другому.

Он ушёл, а я осталась одна наедине со своими страхами, болями и ужасом, охватившим всё моё тело. Я плакала, не зная кого мне винить и что мне делать в дальнейшем. Всерьёз думая смириться с предложением главврача, когда он придёт, но он не приходил, зачем я ему? Инвалид, по-другому тут и не скажешь, а он ведь ценил полный комплект внутренностей в человеке. Какая же я всё-таки глупая, к чему было обвинять его в кабинете, надо было просто уволиться с работы и всё, хотя вряд ли бы они меня отпустили. Принять его и то, чем он занимался долгие годы? Я так не могу, нет во мне всего этого, что позволяет человеку быть монстром. Сиротство и лишения научили меня уважать и ценить жизнь как свою собственную, так и чужую, и вряд ли я смогла бы мириться с таким вот вопиющим действом, рушащим все существующие моральные устои и принципы. Так что же, за то, что я не согласилась, теперь буду терпеть такую вот жизнь? Я и так слишком много всего пережила, теперь ещё и вот это?

Слёзы высохли, а мысли все кончились. Я пролежала в палате всего лишь неделю, а потом моё самочувствие ухудшилось. Сырой и холодный воздух палаты стал губительным для моего лёгкого, которое работало теперь с удвоенной нагрузкой. У меня моментально развился отёк лёгкого с крупозной пневмонией, которая и сломила меня в течение трёх суток. Я умерла, наконец-то обретая свободу и лёгкость. Моя радость тому, что я быстротечно уходила из жизни, была феноменально большой, настолько большой, что я не замечала ни боли, не одышки, ни кашля. Свобода и покой наконец-то принимали меня, обволакивая своим махровым одеялом и погружая в пушистую негу, но лишь на чуть-чуть, потому что Наоми неожиданно решила вернуть Элис назад, отпуская себя в следующее плаванье. Дух Элис навсегда поселился в стенах этой больницы, пугая персонал и пациентов. Даже после того, как девушка до смерти замучила главного виновника своей гибели, она не смогла успокоиться и вернуться на небо, потому что Наоми не дала ей такой возможности, потому что она ушла одна, навсегда оставляя Элис в этих холодных и мрачных стенах, наполненных воплями и истошными криками, хотя уже и без преступлений и торговлей органов пациентов, но по-прежнему безжизненными и убивающими, потому что сила жизни уходит от тех, кто отчаялся, а здесь такими были почти все, включая и сам персонал.