Наоми - [42]

Первые симптомы опасности начали появляться только тогда, когда однажды я не нашла одного своего пациента в палате. Потом мне сказали, что он в отделении для буйных и полностью неадекватных людей. Несколько позже подобным образом исчезает другой пациент, которого я не вела, но точно знала, что его должны были выписать. Самое главное, что среди всех этих людей было нечто общее, объединяющее их, связывая плотной невидимой нитью: ни у кого из всех перечисленных не было родственников, вернее, они были, но только не собирались их забирать, то есть все перечисленные были людьми глубоко одинокими. Они все были из тех, кого вряд ли кто-то и когда-то будет искать.

Что-то зловещее витало в этой больнице, но только вот что? Я вечерами сидела и думала дома о том, как же мне всё узнать и выведать, но потом, как ни странно, привыкла к столь странным обстоятельствам, то ли найдя в них какое-то логическое объяснение, то ли просто перестала их замечать. И всё возможно так и шло бы само собой, если бы в одно прекрасное время зловещая правда действительности ни коснулась единственного человека в больнице, к которому я была крайне привязана. Пропал мой дорогой Кристофер, вернее не пропал, а переведён в палату интенсивной терапии для буйных больных. Мой Кристофер, в котором я была на все сто процентов уверена, просто не мог ничего натворить, тем более что все процедуры и занятия он проходил под моим личным присмотром. Что же такого могло с ним случиться, да ещё ночью, когда в больнице только один дежурный врач и несколько санитаров? Это я во что бы то ни стало должна была выведать. Теперь это напрямую затрагивало меня, переведя статус вопроса из чисто профессионального в сугубо личный характер.

– Почему Кристофера перевели в другую палату? – настойчиво интересовалась я у главной медсестры нашего отделения, когда с утра разбирала карточки вновь поступивших больных.

– С ним ночью случился приступ. Санитары едва смогли его успокоить. – Женщина говорила быстро и невнятно, боясь оторвать от карточек свои смотрящие в одну точку глаза. – Пришлось вколоть ему несколько кубиков успокоительного, а затем перевести в другое отделение, в котором, к сожалению, наши методы лечения уже бесполезны.

– Я хочу его видеть. – Я так сильно схватила её за руку, что моя раздражённость волнами перешла к ней, отчего медсестра дёрнула руку, оттолкнув меня к стенке.

– Это всего лишь твой пациент, даже не родственник. Постарайся к ним не привязываться. – Пожилая, измученная опытом женщина вздохнула, сменив гнев на сочувствие, – Элис их тысячи, а ты такая одна! Будь умнее, не вмешивайся! Пусть всё идёт само собой, ты привыкнешь к тому течению времени и смене событий.

Привыкну! К чему? Что она имела в виду? Конечно, мне стоило бы поменьше времени проводить с Кристофером, ведь он пациент, но что-то такое было в этом человеке, что заставляло меня возвращаться к нему снова и снова, я, словно бабочка, стремилась к нему, завлекаемая яркими лучами смертельно опасного солнца. Что именно привлекало меня, я до сих пор сама себе с трудом могу объяснить: то ли некая жажда свободы и независимости, то ли сопротивляемость миру, а может быть, жалость, как ни прискорбно, но от неё никуда тут не денешься. Я молча посмотрела в её приопущенные глаза, беззвучно согласившись с жестокими аргументами, но, к сожалению, лишь только поверхностно, в душе же всё кипело и жаждало ответов и гласности.

Отработав свой день, как всегда, до восьми, я переоделась и вышла на улицу, но, обойдя больницу с торца, я вошла в здание с чёрного хода. Затаившись в каморке со швабрами, я ждала наступления ночи. Не думала я, что соседство с пропитанными хлоркой тряпками может быть настолько утомительно и раздражающе тяжело. Когда настал нужный «час икс», я аккуратно, чтобы никто не заметил, пробралась в сестринскую и взяла ключи от другого отделения, где и находился мой Кристофер. Что мною тогда двигало, я не могу объяснить: просто поговорить, просто увидеть – вот, наверное, и всё, что сейчас мне было действительно нужно.

Я, в бешеном ритме натянув на себя халат, колпак и маску, спокойно, еле сдерживая эмоции, зашагала в сторону отделения интенсивной терапии. Хорошо, что на моей связке было всего лишь восемь ключей, что серьёзно облегчило мне работу по проникновению в неизведанные чужие владения.

С третей попытке открыв первую дверь в фойе отделения, я шагнула на покрытый белой мраморной плиткой пол. Тишина и сумрак сразу вывели меня из придуманного собою чувства мнимого равновесия, а я-то ожидала услышать здесь сумбур истошных криков больных, но лишь тишина обитала вокруг. Тишина и отсутствие персонала не могло меня не насторожить, как по копирке подтверждая слова Кристофера. От наплывшего адреналина мне стало трудно дышать, я стянула ненавистную маску вниз, продолжив своё детективное путешествие в поисках правды. Я настойчиво заглядывала в каждое окошко палаты в поисках моего друга. В каждой палате была непроглядная тьма, и это ещё больше осложняло мой поиск. Я шла по коридору с нарастающей истерикой внутри тела. Неужели я, проникнув сюда, в конечном счёте, так ничего и не смогу выяснить? Неужели я так и не увижу своего Кристофера, неужели не смогу помочь ему вернуться обратно к жизни пускай и ограниченной, но хотя бы той, где он не является узником ватных стен и крепких кожаных ремней. Дойдя уже почти до конца коридора, я внезапно услышала шёпот, который показался мне до боли знакомым. Я остановилась напротив предпоследней двери, прислушиваясь к каждому шороху.