Как жаль, что плата за ошибки твоей грешной жизни будет взиматься не с тебя.
Знал бы заранее – многого бы не делал!
Лилиан Саммерс
Как заставить кого-то ценить и уважать чужую, да ещё и человеческую жизнь? Как доказать, что чьё-то пускай и не очень успешное или удачное существование кому-то да всё-таки нужно? Никто и никогда не сможет прочувствовать по-настоящему чужую радость или боль, пока не окажется на его месте или, лучше сказать, не примерит на себя его «шкуру». Собственные достоинства и недостатки окончательно сойдут на нет, когда твоя душа будет бежать по коридорам чужой судьбы, спотыкаясь о выступающие пороги и натыкаясь на непонятно кем воздвигнутые бетонные стены. Это ни столько больно и неприятно, сколько обидно. Обидно осознавать, что твои, как ты сама себя всегда убеждала, глобальные проблемы, беды и радости ничто по сравнению с этими, на первый взгляд обычными, мучения человека. И понимание всего этого придёт тогда, когда почти уже иссякнут силы твоей, казалось бы, бессмертной души. И тот последний шанс, который позволит тебе осознать это, будет, возможно, единственным в твоей жизни, но по-другому нельзя. Бесчувственный монстр может стать человеком, но только тогда, когда в его теле вспыхнет искра живого добра. В моём теле вспыхнула, но только с большим опозданием. Кто бы мог подумать, что число возможных попыток для меня будет величиной слишком малой и несоразмерной с моим мнимым величием. В одиннадцатой из возможных тринадцати попыток она всё-таки загорелась, но только этого оказалось для меня недостаточно, и моё тело в отсутствии безликой, но всё же души окончательно стало чужим, полностью отдаваясь порокам сидящего внутри монстра, чья кровь с рождения текла по моим венам, а поначалу всё казалось мне не таким уж плохим, особенно этим погожим июньским деньком.
Когда душа твоя чиста,
Откроются тебе места,
Но, слишком много очищая,
Ты будешь жить, изнемогая.
Лилиан Саммерс
Первая неделя славного летнего месяца, на удивление, выдалась жаркой. Температура за тридцать и дождь всего пару раз за неделю, несомненно, не могут не радовать. Жара всегда была у нашей семьи в почёте, особенно это касается меня, мамы и дедушки, которого, кстати, за семнадцать лет своей жизни я ни разу не видела. Сегодня вечером мой выпускной. Лёгкое воздушное шифоновое платье длиною чуть выше колена выполнено в греческом стиле. Материя цвета умеренной по силе морской волны, освещённой последними лучами уходящего солнца, придаёт этому вечеру налёт романтической грусти. Жаль, что не это настроение придётся брать с собою на праздник. Всё, что мне сейчас нужно, так это заветная корона королевы выпускного школьного бала, и я сделаю всё лишь бы увенчать свою голову ею.
До школы я добираюсь сама. Подаренный мамой огненно-красный «Форд Мустанг» ещё довольно резво летает по улицам, потому что дядя Эрик буквально не вылезает из-под капота этой жгучей лошадки. С учётом своеобразной специфики нашего семейства подруг у меня нет и быть, наверное, не должно, впрочем, это касается и моего парня тоже. Да, честно сказать, он мне не особо и нужен.
Захожу в здание своей школы, позируя фотографу у самого входа. Свет от диодных огней и неоновых ламп моментально отражается от моих кудрявых рыжих волос, спадающих на хрупкие белые плечи, а глаза цвета нефрит наполняются блеском нескончаемого подросткового веселья.
Весь вечер я танцую и общаюсь со всеми так, что ни у кого даже и в мыслях не возникает ощущения того, насколько я одинока.
Наконец музыка прекращается, и взволнованный от паров алкоголя и природной стеснительности директор решается произнести речь, в кульминации которой он и объявит всем короля и королеву этого бала. Стою, пропуская мимо ушей его лестные речи и напутственные лозунги и призывы, и просто прокручиваю в своей голове возможную речь после вручения мне долгожданной короны.
– Королём этого бала мы провозглашаем Томаса Льюиса! – директор чрезмерно улыбается, словно это и его огромная заслуга и радость.
Я, кстати, ничуть и не сомневалась в том, что толпа изберёт себе такого кумира. Красив, хорошо сложен и глуп – чего ещё можно ждать от представителей кукольной молодёжи!
– Честью носить корону и титул королевы нашего вечера удостоена, – произносит директор, а я останавливаю бег своих мыслей, чтобы как можно чётче услышать своё имя, произнесённое из этого слегка подпившего рта, который, остановившись всего на секунду, резко выпаливает, – несравненная Люси Джонсон.
Мой мир сотрясается, вся скопившаяся злоба разом всасывается в мои кровеносные сосуды и растекается по всему телу. Пристально слежу за блондинкой, вбегающей резво на сцену, и осознаю, что ненавижу её всем своим страшным нутром, и в момент, когда её худосочные пальчики касаются моей заветной мечты, я просто закрываю глаза с неимоверным желанием, чтобы эта особа никогда не смогла водрузить себе эту корону.
