Наоми - [27]

Моей квартиркой была комната в одной из колонн автомобильного моста через реку. Здесь когда-то было рабочее место дежурного переправы, но сейчас, когда этот район пребывает в упадке, надобность в дежурном отпала, и я занял свободное место. Небольшое помещение, в котором близко друг к другу стояли обшарпанный стол, железная на пружинах кровать и стопка грязных намоченных книжек, подобранных, вероятно, мною с помойки, абсолютно ничего не говорило о своём странном хозяине. Ничего личного или памятного, даже воришке нечего взять, если он вдруг проникнет сюда. Один комплект дорогой одежды и тот, надетый сейчас на меня, и эта скудная комната сразу мне дали понять, что стремление жить, создавая семью, у меня напрочь отсутствует. Одно только интересовало меня в этом мире – это девушки с татуировками на пояснице, причина сего явления остаётся пока мне неизвестной, но надеюсь, я скоро узнаю ответ, и лучше, если это произойдёт побыстрее.

Вытащив из-под подушки спрятанную бутылку прозрачного алкоголя, я залпом выпиваю половину её содержимого и просто падаю на кровать, даже не раздеваясь. Ритмично стучащий по конструкции моста звук свидетельствовал о том, что начался дождик, но это даже и хорошо: он сотрёт все следы, которые я вряд ли оставил.

Пришедший сон моментально завладел моим рассудком, погружая Наоми в новые тайны, содержимое которых ещё хуже, чем окружающее меня настоящее. Неудивительно, что вокруг меня существует такой вот унылый изживающий себя мир, созданный, кстати, не только моею рукой. Мой сон слишком эмоционален и похож, скорее, на правду, чем вымысел, словно пелена из далёкого прошлого накрыла меня, заставляя заново пережить мою хрупкую душу все выпавшие на её долю невыносимые испытания. И зерно злости проросло, оказывается, во мне ещё в далёком-далёком детстве и с годами не изменилось или засохло, а только окрепло, вбирая в себя новые эмоциональные краски. Я замер или, лучше сказать, застыл, напряжение волнами прокатилось по моему телу, потому что предо мною открылась первая сцена спектакля из прошлого, и я погрузился в неё с головой.

Вижу себя ребёнком пяти, а может быть, и шести лет. Я красивый, но слишком худой, поэтому мне тяжело угадать свой возраст. Судя по увиденной мною картинке, мы бедны, но, несмотря на всё это, у меня есть своя пусть и небольшая, но комнатка. Грязные стёкла в оконной полураскрытой раме и стены со слегка потемневшими от старости обоями, на которых изображены детёныши диких зверей: слонята, тигрята, львята, жирафики и многие другие с милыми детскими мордочками, задорно веселящимися на полотнах бумажных обоев, навевают мне тоску, свидетельствуя о крайне слабой заботе. Хотя, если судить по моей плохо постиранной и невыглаженной одежде, можно вообще сказать, что я забочусь о себе сам и, вероятно, довольно давно. Неожиданно слышу звук открывающейся входной двери и автоматически бегу в коридор, натыкаясь на вошедшую в квартиру красивую женщину, в которой сразу же узнаю свою мать.

– О, это опять ты, – произносит она, едва подняв на меня свои огромные изумрудные глаза. – Будь проклят тот день, когда я поверила этому гаду и сохранила беременность. – Она кинула в меня своей сумкой, больно ударив лямками по лицу. – И где он сейчас? Если бы сейчас я была без хвоста, то явно не ютилась бы в этой квартире. Ну, а с тобой-то кому я нужна?

– Мама, что ты говоришь! Всё скоро наладится, мы с тобой будем счастливы, ты только верь в это! – всхлипывая, я цеплялся за её красивые руки.

– Верить тебе? Ещё чего не хватало, одному я уже доверилась, и что из этого вышло? – она выдернула свои руки из моих детских объятий. – Иди лучше поставь чайник, у меня есть немного еды, сделаешь это быстро, и я поделюсь ей с тобою.

Я как бешеный побежал на кухню, чтобы согреть нам чаю, а главное, порадовать маму, которую мамой-то назвать было можно только с большою натяжкой, но вот, что самое странное, несмотря на всё это, я её очень любил. Мне даже казалось порою, что я сам виноват в том, что её отношение ко мне было такое. Ей и так нелегко в этой жизни, а тут ещё я со своими желаниями и интересами.

Схема по приготовлению и наливанию чая была отлажена мной в совершенстве, поэтому я накрыл на стол ещё до того, как мама вышла из ванной. Вся чистая и благоухающая, она села за стол и, не думая, поделилась со мной порцией жареных крылышек, видимо, украденной со стола в баре, где работала стриптизёршей. Я был доволен и счастлив от того, что поел, но в большей степени я радовался тому, что мама была наконец-то рядом со мной, хотя она даже не смотрела в мою сторону, сидя в полуметре от меня – своего единственного сына. Докушав, она просто молча встала из-за стола, оставляя меня с грязной посудой наедине, и направилась в свою спальню, но мне было плевать – сегодня я счастлив, и ничто не испортит мне настроение.

Эта картинка мнимого счастья, где я словно летал в небесах от маминого ко мне снисхождения, резко сменилась другой, пропитанной болью и горечью, она нагло и бесцеремонно вторглась в моё сознание, уничтожая счастье до последней крупицы и обнажая свою мерзкую личину. Всё, что я сейчас чувствовал, было лишь пустотой – безэмоциональная чёрная дыра поглощала детскую душу, не давая ни шанса, ни выбора хоть как-то её избежать.