Нанкин-род - [43]

– Она согласна, и я еду, – еще на пороге объявил он. – Она согласна… она согласна…

Он завертелся по комнате вместе с лайкой.

– Что с ним? – спросил Спарк.

– Не обращайте на него внимания, – успокоил Веспа. – Это – сумасшедший влюбленный. Он счастлив, что ему разрешили поджариваться возле предмета его любви.

– Она сказала: «Я готова вас полюбить за то, что вы хотите покинуть этот город…» – захлебывался Дальтон. – Я так несся по Банду, что полицейские не успевали прочесть мой номер. Она сказала: «Я готова вас полюбить». Вы знаете, я могу вылететь из этого окна! У меня за спиной крылья!

– Вылететь вы можете, но только тогда мы поедем без вас, – сказал Веспа. – Нам даже не удастся проводить вас в больницу или на кладбище…

– Не сердитесь на меня – я говорю глупости, – начал извиняться Дальтон.

– Вы бы лучше привели в порядок свои дела. Мы уходим сегодня после полуночи. В три часа вы должны вместе с Китти быть на берегу.

Она вам сказала?!

– Да, мы условились. Вы правы, я совершенно забыл, что мне еще нужно устроить свои дела.

– Помните, в три часа возле Вузунг-отеля, – напомнил Веспа.

* * *

К вечеру с реки поднялся туман. Он разливался по улицам, подступал к домам, обволакивал кварталы, разъедая город тяжелым кислотным газом.

Стены, углы, колонны ветшали, крошились, таяли, превращаясь в муть, в чад, в непроходимую, непроезжую мглу.

Вода, земля, небо текли дымовой завесой, и там, где катились огненные яблоки – автомобильные фонари – была земля.

Веспа ехал на рикше.

Воздух был взболтан, и, казалось, рикша стоит на месте, а бегут обломки домов, оторванные ветки деревьев.

Туман сравнял город. Улицы сеттльмента обнищали, как китайские переулки. Шанхай тянулся маревом.

Глухо, будто из-под земли, пролаяли собаки, обнаруживая Нантао.

Несколько раз рикша оступался. Вот он, замедлив шаг, пошел в гору. Начинался берег… Наконец, он опустил оглобли.

Вокруг маячили призрачные силуэты построек. В таком тумане с трудом можно было узнать собственный дом… Но запахи, запахи! По ним Веспа безошибочно определил – он во дворе гостиницы «Ста тысяч благоуханий».

Рикша протяжно крикнул в темноту.

Темнота ответила несколькими голосами. Показались огни фонарей, выраставшие с каждым шагом. Веспа пошел навстречу.

– Хорошая ночь.

Круглое лицо Тун-Фа выплыло мутной луной.

– Лодки готовы? – спросил Веспа.

– Все готово, – ответил Тун-Фа. – А деньги?

– Деньги тоже готовы. Они на пароходе. Кончишь работу – получишь. Сколько приготовил?

– Тысячу человек.

– Все здоровы?

– Все.

– Смотри! Я проверю. За каждого больного скину двадцать долларов. Где они?

– Все здесь.

– Пускай по одному. Считать будем на пароходе.

Сильный луч света золотым конусом раздвинул муть. Веспа держал в руке электрический фонарь.

Двор ожил. Из тумана начали появляться люди. Они шли сплошной массой. Фонарь освещал лица, тела оставались в темноте.

– Гони скорей, – крикнул Веспа.

Тун-Фа отдал приказание. Головы посыпались, как тыквы, пущенные с горы.

Веспа внимательно осматривал мелькавший живой груз.

Тун-Фа хорошо выполнил заказ. Все кули были молодые и крепкие.

Когда последний кули исчез за воротами, Тун-Фа шепнул:

– Очень хитрый народ, насилу уговорил. Дальше Сингапура они не хотят.

– Ты только помоги посадить в трюм. Документы сделаны?

Тун-Фа протянул лист с печатями.

– Хорошо, – сказал Веспа, просмотрев бумаги. Они пошли к реке.

Грузные джонки поскрипывали у берега. Два буксирных катера ждали сигнала.

Веспа с Тун-Фа, спустившись к воде, сели в ближайший катер.

– Трогай, – сказал Тун-Фа.

Застучали моторы. Взрезали воду проснувшиеся винты. Дрогнули и натянулись тросы. Джонки качнулись и медленно поплыли за катерами, уткнувшись носом в туман.

XXVI

Саизец доставил Ворду записку, ключ и автомобиль.

«Твое возвращаю тебе…» Китти, вероятно, писала одетая: буквы кривились, нервничая, словно им тоже было некогда, а последние и совсем едва были заметны; на них уже не хватило ни терпенья, ни карандаша.

Саизец с опущенными до пола руками стоял у дверей.

«Ключ, – думал Ворд, вертя в руках маленькую полоску стали. – Ключ от покинутого, опустевшего дома…» Пальцам стало холодно. Ворд положил ключ на курительный столик.

Китти поступила, как крестьянская девушка, которую насильно сделали королевой. Улучив минуту, она бросила дворец и ушла в поля, не взяв ничего, кроме старого платья.

«Что ж, может быть, так лучше, – подумал Ворд. – Ни дом, ни автомобиль не останутся долго без хозяйки».

Он невольно вспомнил вчерашнюю встречу с Айей Борг – любовницей итальянского консула, только что вернувшейся из Европы.

Рыжая непоседа дала ему понять, что она с удовольствием переменит надоевшие итальянские макароны на английский ростбиф.

А Агата? Ведь он сразу почувствовал неопровержимую женщину в этой притворщице, несомненно, более интересной, чем Китти.

Но не женщины и выбор любовницы занимали сейчас Ворда.

Обращение Лондона за помощью к шанхайской колонии – вот что волновало его. Открывалось новое поле деятельности, создавалась новая политическая рулетка, колесо которой сулило соблазнительный выигрыш.

Честолюбивые замыслы овладели Вордом.

Положение премьера контрабандистов и чемпиона мошенников больше не удовлетворяло его. Ему мерещилась головокружительная карьера в масштабе эпохи.