Нам не страшен Хуливуд - [26]

В полумраке он сверкнул белозубой ухмылкой. Улыбка была самой – и возможно, единственной – привлекательной чертой Баркало. Зубы были белыми, как фарфор, резцы – небольшими, но резко очерченными, как у пса.

– Разобрался. Это верно, я ним разобрался. Заплатил троим громилам по сотне баксов, и они уделали эту крысу. Крутые были парни, хотя и педрилы. Наряжались в женское платье и подставляли жопу всем и каждому. Можешь себе такое представить?

Буш почувствовала, что ее сейчас вытошнит, и испугалась этого. Она понимала, что весь мир сошел с ума, но понимала также, пусть и не формулируя это вслух, что остается в безопасности до тех пор, пока сохраняет иммунитет ко всеобщему безумию. А если она утратит иммунитет, если увидит это безумие, почувствует его, прикоснется к нему душой и сердцем – и содрогнется поневоле, – тогда ей не останется ничего другого, кроме как бегать голой по улицам и просить у прохожих, чтобы они ее пристрелили.

– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – зашептала она.

– В четырнадцать я уже начал печатать собственные игральные карты. У меня обнаружились кое-какие идейки. Я фотографировал негров, которые трахали белых баб, и белых, которые трахали негритянок. Я словно бы чуял, что нужно нормальному мужику. Да и ненормальному тоже. Я фотографировал женщин с догами и с ослами…

Буш и впрямь надо было пописать. Она чувствовала, что у нее вот-вот лопнет мочевой пузырь. Устроить ему и впрямь "золотой дождь", что ли, подумала она. Пусть побалуется. Давненько уже она на него не мочилась. О Господи, подумать только, что за гадости способны доставлять людям удовольствие.

Глава десятая

Кожа у Реджинальда Оборна была угольно-черного цвета. Он сидел за кухонным столиком в ослепительно-белых шортах и глядел на Уистлера желтыми глазами. Свистун был таким страшилой, что дух захватывало. Но стоило ему заговорить – и речь его лилась мягко и учтиво.

– Ну-ка давайте еще раз, – сказал Оборн. – Повторите-ка мне: что вам, собственно говоря, нужно.

– Я владелец газетных автоматов…

– Это ложь, – кротко заметил Оборн. Свистун крякнул, как будто пропустил удар в кулачном бою.

– С чего вы взяли?

– Вы не так одеты.

– Я пошел в официальную инстанцию, вот и оделся соответствующим образом.

– Чушь, – возразил Оборн. – Кофе хотите?

– А у вас есть кофе?

– Если жена перед уходом на работу сварила его, значит, есть.

Махнув рукой, он дал понять Свистуну, что греть кастрюлю с кофе придется ему самому. Кастрюля оказалась тяжелой. Свистун поставил ее на плиту и включил горелку. Затем встал, облокотись на стойку между плитой и раковиной.

– Хороший был денек, – сказал Оборн. Тот факт, что кофе нашелся, явно обрадовал его. Скосив глаза в кастрюлю, он ухмыльнулся. – Очень хороший.

– А в котором часу вы прибыли на место происшествия? – спросил Свистун.

– В три тридцать пять, – лениво произнес Оборн, как будто эта информация не имела ровным счетом никакого значения.

– А когда об аварии сообщили, еще двух не было.

– Для торговца газетами вы чертовски хорошо осведомлены.

Произнося это, Оборн медленно и хищно ухмылялся – здоровенный и злой кот, решивший поиграть с мышкой.

– Полагаю, вы прибыли на место не позднее двух двадцати. В два тридцать – это уж самое позднее.

– Ничего себе!

– Вы можете объяснить мне, что вы обнаружили, приехав на место?

– А вы можете объяснить мне, какое вам до этого дело?

Свистун постучал по хлебнице и по тостеру.

– Может, приготовить вам тосты?

– Хотите обо мне позаботиться?

– Да, хочется принести какую-нибудь пользу. Думаю, это вознаградится.

Они пристально посмотрели в глаза друг другу. Читая между строчками. Тайная стенография улиц и переулков. Говоришь одно, имея в виду другое. Не произнося ни слова и вместе с тем говоря все до конца.

– Приготовьте мне тост, – сказал Оборн. Свистун достал из хлебницы полкаравая. Положил два куска хлеба в тостер и включил его.

– Лицензия частного детектива? – спросил Оборн.

– Напомните, если я когда-нибудь впредь попробую морочить вам голову, – сказал Свистун.

– Когда мы с напарником прибыли на место происшествия, то увидели «форд» семьдесят четвертого года выпуска, врезавшийся в пожарный кран и в афишную тумбу. Водитель…

– А как вы узнали, что это именно водитель?

– Потому что больше никто не пострадал и не погиб.

– И на месте происшествия вообще больше никого не было?

– Никого, кроме бармена из круглосуточной закусочной.

Что-то вспыхнуло в кошачьих глазах у темнокожего полицейского. Что-то, похожее на стыд. Вот человек, который не любит лгать, подумал Свистун.

– И все?

– А у вас на этот счет другие сведения? – мягко спросил Оборн.

Тостер выплюнул оба тоста. Над кастрюлей с кофе поднялось облако пара. Свистун разлил кофе по чашкам, а Оборн, соизволив подняться с места, достал из холодильника масло.

Вернувшись на место, полицейский обнаружил У себя под блюдцем двадцатку. Держа в руке столовый нож, посмотрел во все желтые глаза на Свистуна.

– Чего-то я недопонял, – сказал Оборн. – Значит, у вас есть заказчик? Который оплачивает вам издержки?

– Сформулируем это так: я делаю капиталовложения с прицелом на будущее. Мне кажется, что в этой аварии мог пострадать кто-то еще. Кто-то, сидевший в колымаге. И еще мне кажется, что могут найтись и другие свидетели помимо бармена.