Нам не дано предугадать - [23]
Был бал у кн. Долгорукова и в Собрании. Нас постоянно посещали разные высочайшие особы, великие князья, которых бабушка всегда приветливо и ласково принимала. После всех торжеств уехали мы в Петровское, где мирно и тихо прошло лето. Папа́, как вице-губернатор, не мог часто приезжать. Забыла еще упомянуть о baisesmain[67], это произошло в один из дней после коронования. В Андреевском зале Императрице представлялись все дамы, начиная с высших чинов. Царица, стоя, давала целовать свою руку. Церемониймейстеры нас поставили каждую по рангу, так мне пришлось идти и нести шлейф жены губернатора. Не доходя до Царицы, нужно было опустить этот шлейф и уже издали сделать три реверанса. Третий совсем близко от трона. Царица протягивала свою руку знакомым дамам, она не давала целовать, а наклонялась и говорила несколько слов. Помню то чувство робости при этой церемонии. Я боялась не вовремя выпустить шлейф губернаторши, споткнуться, приседая, и многих других ужасов, но все сошло благополучно.
Уединение Петровского благотворно подействовало на нас, хотя папа́ по службе только приезжал отдыхать по субботам и оставался до понедельника утром. В его отсутствие я, конечно, бывала больше с детьми, играя и занимаясь с ними у избушки. Соседей было тогда мало, наезжали Голицыны из Никольского, Хвощинские из Власихи. В Архангельском Юсуповых еще никого не было. На следующий год они водворились в этом чудном имении и постоянно туда приезжали.
Наш Миша начал с зимы серьезно учиться, ему минуло 10 лет. Он был милый, добродушный, не капризный, Никс был плакса, за что нередко сидел взаперти, пока не перестанет хныкать. Не помню, чтобы Соня когда капризничала, она удивляла всех своим милым, приветливым нравом. Улыбка ее была обворожительна, она вся смеялась, глаза также смеялись, и долго сохранила она эти милые смеющиеся глаза – до смерти своего первенца, тогда выражение их изменилось.
В 1884 году ничего особенного не было. Летом приехал в Москву только что женившийся на Елизавете Феодоровне из Гессенского Дома вел. кн. Сергей Александрович. Наш генерал- губернатор, кн. Долгоруков, по этому случаю дал обед, на который мы были приглашены. Великая княгиня поразила всех своей красотой, манерой держаться просто и с достоинством. Она была со всеми любезна, приветлива, не могу того же сказать о Сергее Алекс. Природная ли робость или гордость, но он держался высокомерно и не любезно. Когда же я его больше узнала, то убедилась, что это не надменность, а страшная застенчивость, часто ему вредившая.
Из Москвы молодая чета переехала на все лето в Ильинское.
В Петровское они быстро пожаловали, Сергей Алекс. хотел представить свою жену бабушке Луизе Трофимовне. Приехали они вдвоем, без свиты, гуляли по аллеям, пили чай. Познакомились со всеми нашими детьми. Вел. княгиня особенно любовалась Вовиком, его кудрями. Посадила его к себе на колени и заставила считать пуговицы корсажа. В продолжение лета приезжали они к нам часто. Обыкновенно около 4 часов въезжала во двор вереница экипажей – они и свита, – и буфетчик знал, что нужно готовить самовар. Осенью устроил управляющий Петровского ловлю рыбы с острогой, и мы пригласили на это зрелище ильинских соседей. Была темная тихая августовская ночь. Спустились мы с ними к реке и, в полном молчании усевшись в большую плоскодонную лодку, отчалили от берега, не гребя. На одном конце лодки было укреплено нечто вроде сетки с горящими ветками и углем. Этот костер освещал дно реки. Рыба спала на дне головой против течения. Вооружившись острогой, управляющий Иван Алексеевич ловким движением опустил ее в воду и вытащил первую рыбу. Он ловчее всех ловил, и к концу нашей прогулки у него в корзине было порядочно рыб всяких сортов и величины. Эта ловля очень понравилась вел. князьям. Вернулись мы около 1 часа ночи и, придя домой, нашли вкусный ужин, но бабушка уже легла спать. Это удовольствие повторялось несколько раз. Летом следующего года, т. е. в 85-м году, жители Ильинского устроили домашний спектакль. Поставили хорошенькую комедию «Шалость» и мне дали главную роль молодой девушки Лики. Говорят, я играла недурно. Играли вел. кн. Сергей и Павел Александровичи, Константин Константинович, его адъютанты, Зеленый и барон Шиллинг, наша соседка по имению княжна Голицына и я. Репетиции начались 1 сентября, спектакль состоялся 16-го. Мне пришлось и писать декорации, Неаполь с Везувием. Мне помогала великая княгиня, что очень нас сблизило. Вообще, и репетиции то в Ильинском, то у нас, чуть не каждый день, очень сблизили всю нашу труппу. Я очень подружилась с Константином Константиновичем. Эта дружба продолжалась до его кончины. Он нас обоих искренно полюбил, относился к нам как человек, а не как великий князь, чего я не могу сказать про Сергея Алекс., у которого титул великого князя затмевал простые чувства и отношения. Павел Александрович был в полном смысле ничтожество. Ни образования, ни чуткости в нем не найти. Великая княгиня была всегда одинакова, приветлива, мила. В ней было много немецкой Schverencrei[68]. Но с этим практичный ум, мягкость в обращении, шарм и женственность.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Предки автора этой книги – непреклонные хранители «старой веры», купцы первой гильдии Аносовы. Их верность православию и беззаветная любовь к России передались юной Нине, с ранних лет столкнувшейся с самыми разными влияниями в собственной семье. Ее отец Ефим – крепкий купец, воспитанный в старообрядческой традиции, мать – лютеранка, отчим – католик. В воспоминаниях Нина раскрывает свою глубоко русскую душу.
Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы».
Книга воспоминаний Татьяны Серафимовны Новоселовой – еще одно сильное и яркое свидетельство несокрушимой твердости духа, бесконечного терпения, трудолюбия и мужества русской женщины. Обреченные на нечеловеческие условия жизни, созданные «народной» властью для своего народа в довоенных, военных и послевоенных колхозах, мать и дочь не только сохранили достоинство, чистую совесть, доброе, отзывчивое на чужую беду сердце, но и глубокую самоотверженную любовь друг к другу. Любовь, которая позволила им остаться в живых.
«Сквозное действие любви» – избранные главы и отрывки из воспоминаний известного актера, режиссера, писателя Сергея Глебовича Десницкого. Ведущее свое начало от раннего детства автора, повествование погружает нас то в мир военной и послевоенной Москвы, то в будни военного городка в Житомире, в который был определен на службу полковник-отец, то в шумную, бурлящую Москву 50-х и 60-х годов… Рижское взморье, Урал, Киев, Берлин, Ленинград – это далеко не вся география событий книги, живо описанных остроумным и внимательным наблюдателем «жизни и нравов».