Нам не дано предугадать - [20]
Разговор с ней коснулся художества, она рисует и хотела заняться живописью в Кремле, снимая виды на Замоскворечье. Разговора с английской принцессой я не помню. Познакомилась я с их мужьями. Принц Уэльский был веселый, милый, типа bon vivant[61]. Германский принц Фридрих Вильгельм – замечательно красивый, сдержанный, скорее угрюмый. Высокого роста, с окладистой бородой, облик древнего рыцаря. С ним разговор не клеился. А с Валийским можно было и пошутить, и посмеяться.
Вдруг, взглянув в сторону нашего Царя, я почувствовала его пристальный взгляд и, к удивлению моему, услышала следующие слова: «Позвольте вам представиться!» Я наклонила голову, глубоко присела, когда рука его пожимала мою, и он продолжал: «Скажите Луизе Трофимовне, что завтра в 3 часа я буду у ней с моими молодыми, хочу их ей представить». Не помню, что он говорил еще, сердце мое сильно билось, я была очень счастлива. Вскоре начался разъезд, и мы вернулись домой. Я тотчас исполнила данное поручение.
На другой день, как сказал Государь, ровно в 3 часа дня раздались три звонка снизу, и Царь с дочерью и зятем всходили по нашей лестнице. Maman одна встретила их. Мы ждали в ее кабинете, где был готов чай, который я разливала. Было нас четверо, maman, Александр Михайлович, папа́ и я. Пробыли высочайшие гости у нас больше часу. Государь между прочим спросил меня, курю ли я, и подал мне открытый портсигар. Жалею я, что не взяла на память его папироску!
В этот же день вечером был бал в Собрании, на который мы поехали и на котором мне было очень весело. Началось с полонеза. Государь шел с женой предводителя дворянства. Все шли попарно при звуках чудного полонеза из «Жизни за Царя». Как торжественно и красиво было это шествие! Богатство мундиров, дамские туалеты, бриллианты, веселое настроение – все способствовало общему ликованию. Ко мне подошел герцог Албанский, прося пройтись с ним в полонезе. Он заговорил по-английски и был очень доволен, что я могла с ним разговаривать на его языке. Началась высочайшая кадриль в carre. Меня на эту кадриль пригласил весельчак принц Валийский. С ним было очень свободно и весело.
На другой день, кажется, все уехали, и Москва опустела.
Без хронологического порядка пишу, как говорится, как попало, по мере того как пишу, всплывают образы давно отошедших интересных людей. Вспоминаю, например, уютную гостиную-кабинет бабушки Луизы Трофимовны, куда нередко вечером приезжали умные люди провести часа 2–3 в приятной беседе. В числе их на первом месте назову Юрия Федоровича Самарина, блестящий ум которого знала вся Москва. Приезжал Дмитриев, бывший профессором Московского университета, но в то время уже покинувший кафедру. Затем часто бывали супруги Черкасские, князь несколько резкий, авторитетный, жена его скромная, симпатичная, уже немолодая. Бывала вечером и старая кн. Четвертинская, мать милейшей кн. Н. Б. Трубецкой. Четвертинской было уже под 90 лет, говорила она глухим басовым голосом, одевалась не по летам молодо, ездила на балы с открытой шеей, закрывая легким газом свои старые кости и кожу. Здоровья была она изумительного и однажды на вопрос моей belle-mere, болела ли она когда-нибудь, она пробасила: «…quatorze fois pour accoucher»[62]. Бывала у нас также умница Ек. Фед. Тютчева, ее споры и разговоры с Самариным я жалею, что не записывала тогда. Это был блестящий фейерверк остроумия, но касались они часто и серьезных вопросов политики, религии и т. д.
В 1876 году, 13 декабря, родился наш третий сын Александр, так же благополучно, как и другие дети. Желала я девочку и была разочарована его появлением на свет. Кормить его также не удалось, и я с этим должна была примириться и впредь. Заботы увеличились. Кроме От. Ег. при детях была ее помощница Татьяна, хорошая девушка, дочь петровского слесаря, и кормилица Саша, красивая брюнетка. Когда она появлялась на улице, на нее невольно обращали внимание. Кроме красоты, наряд на ней мог привлечь внимание: высокий кокошник из золотой парчи, малиновый сарафан, пышная кисейная рубашка, масса бус и бархатная душегрейка – все это было красиво и к лицу.
Наша жизнь протекала в безмятежном счастии, сплоченная взаимной любовью и заботами о детях. Лето неизменно проводили мы в Петровском. До 15 августа жили мы в так называемом маленьком доме, а с 15-го, когда наступали темные ночи и плохая погода, мы перекочевывали наверх большого дома, где занимали всю южную его часть. Утро проходило в разных занятиях. Я тогда много читала вслух моей belle-mere, сидя на ее балкончике, а она вязала, а малыши с Отенькой играли у избушки, которую подарили Мише, когда ему минуло три года. Избушка эта и теперь существует, и в ней уже играют внуки – дети Саши.
Летом в Петровское приезжали гости, соседи и дальние из Москвы и других мест. Часто бывал Сер. Мих. Сухотин, милый старик, большой болтун. Был однажды архиерей Леонид, блестящего ума архипастырь.
Была у меня своя верховая лошадь, на которой я много ездила. К несчастью, папа́ не любил верховую езду, и я ездила одна в сопровождении берейтора. Ездила я за 10 верст во Власиху, в имение к дяде Петру Хвощинскому, где всегда было оживленно и весело.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
Предки автора этой книги – непреклонные хранители «старой веры», купцы первой гильдии Аносовы. Их верность православию и беззаветная любовь к России передались юной Нине, с ранних лет столкнувшейся с самыми разными влияниями в собственной семье. Ее отец Ефим – крепкий купец, воспитанный в старообрядческой традиции, мать – лютеранка, отчим – католик. В воспоминаниях Нина раскрывает свою глубоко русскую душу.
Серию «Семейный архив», начатую издательством «Энциклопедия сел и деревень», продолжают уникальные, впервые публикуемые в наиболее полном объеме воспоминания и переписка расстрелянного в 1937 году крестьянина Михаила Петровича Новикова (1870–1937), талантливого писателя-самоучки, друга Льва Николаевича Толстого, у которого великий писатель хотел поселиться, когда замыслил свой уход из Ясной Поляны… В воспоминаниях «Из пережитого» встает Россия конца XIX–первой трети XX века, трагическая судьба крестьянства — сословия, которое Толстой называл «самым разумным и самым нравственным, которым живем все мы».
Книга воспоминаний Татьяны Серафимовны Новоселовой – еще одно сильное и яркое свидетельство несокрушимой твердости духа, бесконечного терпения, трудолюбия и мужества русской женщины. Обреченные на нечеловеческие условия жизни, созданные «народной» властью для своего народа в довоенных, военных и послевоенных колхозах, мать и дочь не только сохранили достоинство, чистую совесть, доброе, отзывчивое на чужую беду сердце, но и глубокую самоотверженную любовь друг к другу. Любовь, которая позволила им остаться в живых.
«Сквозное действие любви» – избранные главы и отрывки из воспоминаний известного актера, режиссера, писателя Сергея Глебовича Десницкого. Ведущее свое начало от раннего детства автора, повествование погружает нас то в мир военной и послевоенной Москвы, то в будни военного городка в Житомире, в который был определен на службу полковник-отец, то в шумную, бурлящую Москву 50-х и 60-х годов… Рижское взморье, Урал, Киев, Берлин, Ленинград – это далеко не вся география событий книги, живо описанных остроумным и внимательным наблюдателем «жизни и нравов».