Наложница фараона - [28]

Женщина вдруг показалась мальчику занятной, как большая красивая игрушка. Он улыбнулся открыто и с мягким озорством. И вдруг она ответила ему веселой женской улыбкой. Ему захотелось протянуть руки и потрогать ее одежду и лицо, и особенно шапку. Но она улыбнулась ему, как женщины улыбаются взрослым мужчинам. Это показалось ему смешно и он рассмеялся. И тотчас смутился и спрятал снова лицо на груди у отца.

— Вот какой у нас неожиданный гость, госпожа Амина, — сказал отец с доброй насмешливостью.

Андреас знал, как ее зовут. Значит, это все-таки она. Он почему-то знал, что надо ее бояться. Но бояться почему-то не хотелось, не было никакого желания. Это тоже было странно. Но все вместе было смешно и занятно. Он поднял голову и тихонько поглядывал на женщину. Он подумал, что следовало бы поздороваться, ведь она взрослая, а он как будто в гости пришел. Но вдруг ему почувствовалось, что если он поздоровается, это будет как-то унизительно для него. И он здороваться не стал. Он боялся, что отец напомнит ему, что он забыл поздороваться. Но отец, видно, понимал и потому ничего такого не говорил. Мальчик обнял его за шею обеими ручками и благодарно потерся нежной щечкой о жесткую, выбритую мужскую щеку. Женщина наблюдала с доброжелательной улыбкой.

Они все еще стояли в прихожей.

— Обед готов, — сказала женщина. — Я позову Барбару, она поможет нашему гостю раздеться.

Теперь Андреас не знал, хочет ли он подольше побыть в этом доме. Он сразу вспомнил мать. Она ищет его! Он ей ничего не говорил, да и не мог сказать. Надо скорее сказать отцу, что сейчас он пойдет домой, что мама ждет… Но очень вдруг захотелось посмотреть, а что же в комнатах в этом красивом доме. Ничего страшного не будет, если он быстро посмотрит, а после сразу побежит домой.

Но отец ничего не спрашивает о матери, не думает, что она хватилась Андреаса, ищет… Наверное, отец думает, что мать отпустила его. А вдруг он думает, что мать сама послала Андреаса сюда, за какими-нибудь подарками… Как это было бы унизительно для мамы, если бы отец так подумал… Но почему-то не хочется, Чтобы какая-то служанка помогала раздеваться…

— Я сам… — тихо произнес мальчик.

— Нет, нет, возразил отец, — я помогу тебе.

— Ну, обед будет ждать, — сказала женщина громко и дружелюбно, и вышла из прихожей.

Отец уже хотел опустить Андреаса на пол, когда мальчик прошептал ему на ухо:

— Мама не посылала меня, я сам…

— Я знаю, — тоже шепотом отозвался отец, и то, что он все понял, было приятно мальчику. — Мама говорит с тобой обо мне? — спросил отец, поколебавшись немного.

— Кажется, нет… Не помню… Но ничего плохого не говорит, — мальчик ответил быстро, но с легкими запинками.

Кажется, мать и вправду ничего не говорила ему об отце. Или все же говорила? Ведь он об отце знал. Но ничего плохого никогда не говорила!

Андреас снял шапку, отец помог ему снять курточку и сапожки.

— Сапоги у меня новые, — сказал Андреас, немного закидывая головку, чтобы лучше видеть глаза своего высокого отца.

— Хорошие, — на этот раз отец отозвался немного рассеянно.

— Мне их сапожник сделал, — продолжал мальчик. Ему захотелось рассказать, как сапожник давал ему твердый сахар и подарил волчок, и как в мастерской за занавеской мелькнули какие-то глаза, как будто глаза самого Андреаса. Но мальчик чувствовал, что что-то его удерживает от этого беспечного рассказа. Чуткий Андреас ощутил, какое странное напряжение охватило душу его отца при этом самом простом слове «сапожник». Андреас почувствовал, что больше говорить не надо, и замолчал. Тут совсем кстати отец взял его за руку:

— Пойдем поедим, ты, должно быть, очень проголодался…

— Дома мама приготовила… — пробормотал мальчик.

Ему не хотелось, ни в коем случае нельзя было, чтобы отец думал, будто Андреасу голодно дома, да это и было неправдой, мать всегда готовила вкусное кушанье. С этим тревожным чувством вины Андреас снова подумал о матери. Конечно, она ищет его… Но ничего, он скоро вернется…

Столовая показалась мальчику еще наряднее и новее, чем прихожая. Здесь все было в зеленых тонах, серебряная посуда матово блестела. Вокруг стола было четыре стула. Отец и сын присели.

Но вот наконец начался обед. Андреас и вправду проголодался. Служанка принесла оловянный таз, кувшин с водой, и когда все вымыли руки, подала каждому тонкое льняное полотенце. Хозяйка налила, зачерпывая серебряным половником, суп из большой миски в тарелки. Суп оказался очень вкусный, густой, с какими-то вкусными кореньями. Затем служанка подала большую рыбину, нафаршированную тоже кореньями.

Отец спросил Андреаса, дают ли ему дома легкое вино. Андреас заметил, что отец не сказал: «дает ли тебе мама вино?», а спросил «дают ли…», как будто у Андреаса дома много людей. При этой женщине отец не хочет говорить о маме. Андреас снова испытал приступ острой жалости к матери, тревогу за нее… Надо скорее идти домой… В другой раз мальчик ответил бы, что да, вино ему дают, чтобы и отец сейчас дал ему вина, но эта тревога за мать и жалость к ней помешали солгать.

— Нет, — тихо отвечал мальчик, — Мне питье с корицей дают…

— Я велю приготовить… — встрепенулась хозяйка.