Налог на недвижимость - [6]

В восемьдесят девятом году всех охватило безумие — надо ехать. Куда, зачем? Мои родители отказались наотрез. Отец — фанатик русской культуры, он не мог представить себе жизни без окружавших его памятников старины. А мама делала все, что он говорил — в семье царил домострой. Дашка подросла и собиралась в школу. Она уже неплохо читала и писала, и мы решили ехать, чтобы она пошла в Израиле в первый класс.

Я даже сейчас с дрожью вспоминаю, как толпы отъезжающих штурмовали ОВИРы. Еще не было прямых рейсов в Израиль, и мы добирались до Москвы, потом поездом до Будапешта, а оттуда до Тель-Авива самолетом венгерской авиакомпании «Малев».

Первые два года все было нормально. Мы работали, Дашка училась в третьем классе — она за несколько месяцев перескочила через класс, быстро выучив иврит. Мы уже присматривали квартиру в Ашкелоне, когда мой благоверный начал худеть. Он отказывался от еды, ходил бледный, в постели его не тянуло на подвиги, и я начала беспокоиться — не заболел ли он. От моих расспросов он только отмахивался, а стоило мне выйти за дверь хватался за телефон.

Однажды, когда его не было дома, раздался звонок.

— Здравствуйте, — сказал незнакомый голос, — я говорю с Валерией?

— Да. А кто вы?

— Меня зовут Андрей. Я муж Эллы.

— Какой Эллы? Я ничего не понимаю.

— Дело в том, что моя жена изменяет мне с вашим мужем.

Римляне говорили, что сильные в гневе краснеют. Если бы на меня кто-нибудь посмотрел в этот момент, то увидел бы налитую кровью физиономию.

— А при чем тут я? — как можно спокойнее ответила я.

— Вы меня не поняли? — удивился он.

— Я вас поняла прекрасно. Вы сказали, что ваша супруга изменяет ВАМ. Вот и разбирайтесь с ней сами. А мне мой муж не изменяет. У него горячий темперамент, и таких эпизодов, как она, у него будет еще много.

— Как вы можете так говорить?

— Вам не понять кавказскую ментальность. Я родила ему ребенка. Это святое. Значит, я всегда буду ему роднее всех пустых увлечений. Пусть она ему сначала родит, тогда поговорим. Всего хорошего.

Я положила трубку. Потом машинально, ничего не чувствуя, словно отмороженная, я достала с антресолей огромный баул, с которым мы приехали в Израиль, и стала кидать туда все его вещи. Увенчав это монументальное сооружение коробкой с противогазом, я выставила баул за дверь и принялась дожидаться изменника. Когда Борис вошел в дом, то по его лицу я поняла, что он только и ждал минуты, когда мне все станет известно.

— Что это, Лерочка? — спросил Борис.

— Это твои вещи, дорогой. Звонил муж твоей любовницы. Спрашивал, что делать.

— Вот кретин! — в сердцах ругнулся Борис.

— Я ему и предложила не вмешивать меня в ваш любовный треугольник. Разбирайтесь сами.

Может быть, Борис не ожидал от меня такой реакции, но он вдруг стал похож на шарик, из которого выпустили воздух.

— Я люблю ее, — он понурил голову.

— Ну и прекрасно! Ты тоже хочешь спросить меня, что делать?

— У меня никогда не было такого в жизни.

«Ага, — подумала я, — значит, правы были те, кто уверял меня, что он женился на мне из-за ленинградской прописки. Нет, я просто не могу предположить о себе такое. Я же умница и красавица. Прописка — фи, это для меня слишком низко. Тем более, что прописка улетучилась, как дым отечества, и мы сейчас не в переименованном Ленинграде, а на Земле Обетованной». Но вслух произнесла:

— Когда ты сказал, что любишь меня, ты пришел жить в мой дом. Сейчас ты любишь другую, и я не понимаю, что ты до сих пор здесь делаешь? Я предлагаю тебе взять этот баул и идти к ней. Слава Богу, в Израиле нет недостатка в жилье на съем.

И я удалилась в спальню. Борис остался ночевать в салоне. Через пару дней он перебрался на другую квартиру.

В сущности, я была довольно либеральной женой. Если бы мой супруг погуливал от меня, и я бы об этом ничего не знала, может быть, все было бы в порядке. Кому мешают темпераментные мужья, которые уважают душевное равновесие своих жен, не сходят с ума от любви, не тратят на любовниц деньги и не приносят заразу на кончике хвоста? Но у многих просто не хватает такта. Если ты развлекаешься на стороне, то уж не огорчай свою дражайшую половину. Помни, что возвращаться к довольной, ничего не подозревающей женушке всегда приятнее, чем к высушенной ревностью мегере. Да, в семейных отношениях я не максималистка, так как (тут я развожу руками) идеальные супруги попадаются, как выигрыши в Лото — один на восемь миллионов.

Через месяц я получила повестку в раввинатский суд. Купив по такому случаю соломенную шляпку (замужняя женщина не должна ходить с непокрытой головой), мы с Борисом предстали под строгие взоры седовласых старцев. Я ощущала себя как в этнографической экспедиции, участвующей в старинных обрядах.

Один из старцев обратился к нам:

— Где вы регистрировали брак, в ЗАГСе?

Несмотря на то, что он произнес фразу на иврите, «ЗАГС» он выговорил практически без акцента. Видимо, столько выходцев из бывшего Союза прошли через раввинат, что это слово прочно вошло здесь в обиход.

— Да, — кивнули мы оба.

— Хупу делали? — спросил второй.

— Нет, — также дружно отрицали мы.

Какая такая хупа, мы даже не знали в Питере о том, что существует такой обряд еврейского бракосочетания. И не пошла бы я туда никогда. Бабуля моя была убежденной комсомолкой тридцатых годов. Родители — рафинированные интеллигенты с партбилетами.