Наковальня - [167]

— Никто никогда не приходит сюда, не так ли? — сказал он, глядя на ветки над головой.

— Редко, — улыбнулся Идом сквозь слезы. — Есть древний архитектурный термин, известный как «линии желания». Он означает естественные тропинки, проложенные людьми, когда они… срезают угол, например, или пересекают газон между двумя дорожками или живую изгородь — любое место, где люди выбирают иной путь, чем предусмотренный планировкой. Хороший архитектор может предвидеть эти линии желания и включить их в план. Я позаботился о том, чтобы это место было в самой дальней точке от всех линий желания в парке. Шансы, что кто-нибудь наткнется на него, были ничтожны. Единственно, кто приходил сюда, — это дети.

— И Элспет.

— Да.

— Ты забыл еще кое-что.

— Еще кое-что?

— Первыми линиями желания были тропы, выбранные Предками, когда они спели Создание. Их Линии Песен были первыми линиями желания и предшествовали всем остальным. Думаю, ты услышал одну из них, не понимая этого, и последовал за ней, и почувствовал джанг в этом месте. Я думаю, так было и с твоим отцом. И я думаю, так было и с Элспет.

Идом вздохнул:

— Что ты собираешься делать?

— С тобой?

— Со мной.

— Ничего. Ты не убивал Элспет. Гнев убил Элспет. Ее гнев и гнев старой женщины, оплакивающей любимого. Я убил ее тем, что не слушал.

— Но как же закон?..

Габриел запрокинул голову и засмеялся.

— А что закон, Идом? Ты хочешь, чтобы я и дальше бежал по этому кругу? Слушай, двадцать два года назад один старик убил меня, чтобы спасти мне жизнь. Я провел девятнадцать лет, перебегая с планеты на планету, чтобы он не достал меня, потому что не понимал. Ах, приятель, ты считаешь себя таким чертовски важным, когда тебе семнадцать, и лезешь на рожон. Я ненавидел Старика всю свою жизнь. За то, что он устанавливал эти чертовы правила, этот чертов Закон! Я не понимал закона, потому что не знал закона, его закона. Закон не просто набор правил, это… понимание. Понимание, которое поднимается к тебе через подошвы ног от сердца всех вещей. Моя бабушка пыталась объяснить мне это перед смертью, но я не понял. И сам Старик пытался объяснить — в последний раз, когда вообще разговаривал со мной, но я не… слушал. Я даже не дал ему говорить. И он умер, зная, что я думаю, будто он пытался убить меня.

Габриел вытер глаза, покачал головой:

— Он знал. Он знал, куда отправилась Элспет, и пытался спасти меня, чтобы я мог спасти ее. Он спас меня. Без него я бы умер позапрошлой ночью в офисе Саксона Рейнера. Но я не слушал и добрался сюда слишком поздно.

Я не смог спасти Элспет. Я не смог спасти Элоизу Амие. Я не смог спасти Лазаруса Уайта. Возможно, я даже не спас Эллиса Куинна Макинтая.

Всякий круг имеет конец, Идом. — Землянин скорбно улыбнулся и пожал плечами. — Он кончается там, где ты решишь остановиться. Прямо здесь.

Дядя Буль, Старик, бабушка Лалуманджи, Элспет… все это один и тот же человек. Они — часть меня. Те, кого мы любим, — часть нас. Мы рождаемся целыми, но пока идем по жизни, части нас облетают, обнажая нас, оставляя нас голыми. Нагота — вот что причиняет боль, но она и приближает нас к тому, кто мы есть.

Землянин посмотрел вверх. Штопор сиял очень ярко, и звезды были как следы ног. Он окунулся в тысячи ландшафтов, тысячи долин и лесов, пустынь, океанов.

— Старик. Он отправил меня в потрясающее путешествие, — удивленно сказал Габриел. — Мы можем убегать… и я убегал. Но к нему или от него, к себе или от себя. Это и есть выбор, не так ли? Оба пути причиняют боль. Каждый путь ведет нас через шипы и через острова солнечного света. Я просто пытался найти свой путь. Мы все просто пытаемся найти свой путь, Идом. Как в лесу, когда идешь по следу. И однажды, я думаю, мы все видим, что ничто не ждет нас в конце этого пути, кроме нас самих. И это хорошо. Так и должно быть. День, когда ты это поймешь, — это тот день, когда ты поймешь, что никогда на самом деле не терялся.

Идом не поднимал головы.

— Ты знаешь это наверняка? Ты уверен в том, чтр говоришь?

— Нет. — Габриел криво усмехнулся. — Нет. Это просто картинка. И надежда.

— Надежда всегда есть. — Да.

Сам не зная почему, Габриел наклонился и поцеловал человечка в лоб. Потом встал и, подобрав одежду, пошел к краю поляны. Там, в хорошем месте между двумя плоскими камнями, он положил семечко паракильи, которое было среди вещей Элспет. Он вдохнул аромат австралийских колючек и камеди, горькой сосновой живицы и сладкой травы, который струился по холму к Часам Чандры.

— Столько жизни, — пробормотал землянин.

И с этими словами он вышел из Рейнер-парка в последний раз.

Но частичка Нериты Элспет Кайли всегда будет лежать тут, вдали от дома, но связанная нитью Песни с терпеливой страной. И ждущая.

Ждущая дождей.