Наковальня или молот - [24]

— В том, что кто-то из наших товарищей — официант, нет ничего унизительного. Я горжусь, что в столичном муниципалитете есть официанты. И должен вам сказать, что, когда ваше место займет этот официант или другой вроде него, вся София будет гордиться, что у нее такой председатель!

От восторга публика затопала ногами.

— В заключение я вам скажу вот что: спасение Болгарии, Балканского полуострова, всего мира — в коммунистической революции, которая приближается! Кто не видит этого, тот страдает куриной слепотой!

Голос его прогремел над головами собравшихся в зале людей, вырвался через окно на улицу, полетел над залитым лучами заходящего солнца городом.

Председательствующий повернулся к Калинкову и процедил сквозь зубы:

— Чего ждешь? Зови полицию! Разве не видишь, что он кончил говорить? Нужно связать руки, заткнуть глотку этому…

Калинков встал и бесшумно покинул зал через боковую дверь. Димитров, вынув из кармана платок, стал вытирать им вспотевший лоб.

— Еще кто-нибудь просит слова? — спросил председательствующий. — Господин Димитров, мы выслушали вашу речь. Прошу вас, сядьте. Мы хотим послушать и других депутатов. Не думайте, что в этом совете только…

В этот момент у него за спиной шумно хлопнула дверь. Появился Калинков, бледный, как полотно. У него дрожали руки.

— Что это значит? — обратился он к Георгию Димитрову. — Провод моего телефона перерезан. Связь с министерством внутренних дел прервана. У дверей какие-то незнакомцы. Перед моим кабинетом стоят двое, засунув руки в карманы. Мы оцеплены. Это… это — революция!

Перепуганные насмерть депутаты от правых партий, толкая друг друга, устремились к кабинету председателя.

Настал страшный переполох. Толпа шумно выбежала в коридор, понеслась вниз по лестнице. Представители буржуазных партий заперлись в кабинете председателя.

Коммунисты покинули здание муниципалитета и затерялись в толпе прохожих.

Когда через десять минут, высекая копытами искры, по улице Левского к зданию муниципалитета промчался эскадрон конных полицейских, и матерый погромщик Митович спрыгнул с коня, Георгия Димитрова уже и след простыл.

Митович взбежал по лестнице, пулей пролетел по коридору, остановился у председательского кабинета и постучал в дверь:

— Откройте, это я, градоначальник Митович.

Дверь кабинета осторожно открылась. Усатый градоначальник спросил:

— Кого прикажете арестовать?

— Вон его! — прошипел толстошеий, ткнув пальцем в Калинкова.

— Позвольте спросить, почему? — изумился Калинков.

— Потому что ты дал Георгию Димитрову уйти!

Митович откозырял, щелкнул каблуками, повернулся и вышел из кабинета. На улице протяжно и уныло пела шарманка

ТАК НАЧАЛОСЬ ВОССТАНИЕ

Он обошел страну мою с винтовкою в руках,

Переправлялся через реки вплавь и вброд.

Желанная звезда взошла на наших небесах,

К свершениям великим приступил народ.

Ламар

В пасмурный сентябрьский день по присыпанной соломенной трухой дороге, вьющейся по южным склонам Стара-Планины, мчался большой черный автомобиль. С проселков на дорогу выезжали телеги, груженные мелкими початками кукурузы и пупырчатыми тыквами, с участков поспевшего проса срывались стайки воробьев. Где-то в горах гремел гром, вспышки молнии озаряли свинцовое небо.

В черном автомобиле, выехавшем утром из Софии, ехали руководители восстания, которое предстояло объявить через два дня. Георгий Димитров сбрил бороду, коротко постриг волосы. На нем была поношенная темная шляпа с широкими полями, которые затеняли глаза, скрытые за зелеными дорожными очками в роговой оправе, и длинный, доходящий почти до пят светло-зеленый плащ. Васил Коларов тоже сбрил бороду и усы и надел очки. Его плащ казался совсем новым. Любимец коммунистов Врачанского округа Гаврил Генов был в офицерских бриджах, старом пальто и кепке.

Миновав село Надежда, машина остановилась. Вскоре к ней подъехал в пролетке начальник штаба повстанческой армии майор Агынский. С ним были двое молодых парней — Божидар Митрев и Васил Гюров, которым было поручено охранять руководителей восстания. Они везли с собой официальный документ, который гласил, что они являются членами комиссии, которая едет в Выршец, чтобы принять новую водолечебницу. Димитрову отвели роль инженера, а Коларову — юрисконсульта. Для вящей убедительности сбоку к машине привязали две рейки. Тронулись в путь уже впятером.

Было 21 сентября 1923 года. Центральный Комитет Болгарской коммунистической партии вынес решение: объявить восстание в ночь с 22 на 23 сентября. Болгарские фашисты, разгромившие Болгарский народный земледельческий союз и зверски убившие его вождя Стамболийского, собирались нанести смертельный удар коммунистической партии. Министр внутренних дел генерал Иван Русев готовился к расправе. 12 сентября по всей стране были запрещены коммунистические газеты, закрыты и разгромлены партийные клубы и организации. Тюрьмы были битком набиты коммунистами. Среди арестованных находилось около двух тысяч руководящих работников партии. Но из членов Центрального Комитета в тюрьму попали только Христо Кабакчиев и майор Коста Янков, возглавлявший Военную комиссию по подготовке к восстанию. Генерал Русев размахивал саблей, уже обагренной кровью народа. Черный Павле денно и нощно поддерживал огонь в топке Дирекции полиции, где сгорело множество пламенных сердец. В городах Стара-Загора и Нова-Загора восстание вспыхнуло преждевременно. Руководитель новозагорских повстанцев Петко Енев уже захватил вокзал, почту, околийское управление и готовился к штурму казарм, когда из Софии в Нова-Загору по телефону позвонил министр внутренних дел. С пеной у рта он орал: