Наказанный развратник - [14]

— Понимаешь?

— Ну да. Ты не видел его «Фауста»? Хотя да, не видел, его ведь даже не записали. И не слышал про эту историю?

— Что за история? Погоди, «Фауст»… Припоминаю смутно. Там кто-то был голый, да?

— Кажется, да, в кордебалете кто-то. Но не в этом дело. Это был настоящий спектакль, живой, страшный, честный, жестокий… Сундуков только раз в жизни решился на эксперимент, один-единственный раз. И ему не повезло. Площадка была не та, и вообще… ну, короче, не повезло. Два представления прошло, и спектакль сняли. Даже записи не осталось. А там ведь финансирование, бюджет, ну ты понимаешь. Здорово он на этом обжегся, и с тех пор осторожничает. Боится ошибиться, боится не угодить. Хочет, чтобы его одобряли. Хочет нравиться. Поэтому всем стоять и петь.

— Мы все хотим нравиться. Это наша работа, как говорит Ваня. Это и вообще для людей естественно, а для артистов — как воздух и вода.

— Да. Но и здесь есть граница, через которую нельзя переступать. Невозможно нравиться всем. И пытаться не стоит.

— Я бы многое отдал, чтобы нравиться, — усмехнулся Саша. — Чтобы видеть, что я нравлюсь.

— Но эту границу ты не перейдешь. Она у тебя тоже есть, и если ты ее еще не обнаружил, то непременно обнаружишь однажды, когда пару раз почувствуешь, что переступил через черту. И вот Сундуков переступает. Чем больше старается, чтобы все было правильно, чем больше оглядывается на каждый чих, чем усерднее загоняет все в проторенное русло и спрямляет изгибы… тем хуже для спектакля.

Они не сговариваясь посмотрели на Сундукова, и тот, словно почувствовав это, обернулся и рассеянно уставился в зал.

— Саша! Иди сюда. Давайте все вместе теперь.

Саша поднялся, преодолевая неохоту, и тут же мысленно укорил себя. Разве можно так относиться к работе? Причем к любимой работе!

— У тебя такой вид, будто ты сидел в приемной у стоматолога и тебя наконец позвали в кабинет, — сказал Сёма.

— У стоматолога? Ну хорошо, что хотя бы не у ветеринара.

— Что?

— Ничего. Дай пройти.

Вечер выдался прозрачный и по-весеннему пьянящий. Наконец-то наступило самое лучшее (и самое короткое) время года, когда тепло еще не утомительно, а прохлада уже приятна. И даже рокот большого города звучал как-то свежо и празднично. Перед входом в метро Саша замедлил шаг. До дома еще далеко, а взять паузу и посидеть в тишине хотелось уже сейчас, чтобы перевести дух и вытряхнуть из головы разный мелкий сор, накопившийся там за долгий и трудный день. Он наугад свернул в ближайшее кафе и с удовлетворением обнаружил, что там сравнительно тихо и малолюдно.

В туалете кто-то всхлипывал за закрытой дверью. М-да, не только у него выдался тяжелый день. Саша огляделся. Одинокий парень за столиком у окна сверлил взглядом две пустые чайные чашки. Не его ли подружка там плачет? Свинство это, разбивать девушке сердце в такой чудесный вечер.

Дверь туалета за его спиной сердито хлопнула. Саша обернулся — и увидел Васю, бледную и с покрасневшими глазами. Она тоже заметила его, отпрянула и смущенно шмыгнула носом.

— Привет, — неуверенно сказал Саша.

Вася еще раз шмыгнула носом и промолчала.

— Что-то случилось?

— Случилось, — буркнула Вася, не глядя на него.

— Что такое?

— А что у меня может случиться? То и случилось!

Саша осторожно оглянулся на столик у окна. Напротив парня уже сидела девушка, они держались за руки и смеялись.

— Верочка ваша у меня случилась! — сказала Вася. — Она мне… она меня… она смерти моей хочет! У меня весь план к чертям полетел, и хрен мне теперь, а не премия… Я в отпуск из-за нее уйти не могу! Я не помню, когда у меня в последний раз выходной был. Я с Нового года только вот сейчас спину разогнула, глаза протерла — кругом весна, а я все в зимних ботинках хожу… И тут она со своей обложкой! И мы ведь, главное, с дизайнером все утверждали, на каждом этапе… а она что?

— Что?

— Велела переделывать! Она, видите ли, не так себе представляла… Когда, интересно, мы ее будем переделывать? Я и так из-за нее… Я ей фотографии… Я в Эрмитаж писала, ты бы видел, что они мне ответили! Пусть сама им пишет, если ей так надо! И вообще… она уродство какое-то хочет! Вот смотри… Вот давай сядем, я тебе покажу… Это ужас какой-то!

Они присели за ближайший столик, и Вася достала из сумки ноутбук.

— Вот какая должна быть обложка. И мы ведь с ней обсуждали! Она все одобрила! Ведь красота же, да? Я сама этого дизайнера подогнала, я его месяц уговаривала… А она что?

— Что?

— Хочет другую!

— Какую?

— Вот, — Вася гневно щелкнула кнопками. — Вот такую примерно. Ну уродство же, скажи?

Саша замялся. Обе обложки, на его взгляд, были нормальными. Ну обложки и обложки. Обычные.

— Да, первая лучше, — сказал он наконец.

— Лучше! — торжествующе провозгласила Вася. — Всякий, у кого есть глаза, сразу видит, что лучше! Мало того, что она мне план запорола, так и вообще обидно просто… Книжка-то хорошая получилась, прямо супер. Она там, кстати, и про тебя написала.

Саше стало неуютно.

— И… что пишет?

— Ну что-то такое… погоди, сейчас найду, мы с ней сегодня только эту главу делали. А, вот, смотри… бла-бла-бла… отточенная фразировка… теплота и эластичность, как у певцов классической итальянской школы.