Наказанный развратник - [10]

— Это мой редактор, — сказала Вера. — Он мне опять правки в текст не внес.

— Нет, не то. Настоящий злодей… Чудовище!

— А, ну это Гельтман, который «Саломею» ставил в Гамбурге. Он хотел, чтобы я там плавала в аквариуме со змеями, и чтобы змеи настоящие… А мой тогдашний Иоканаан и говорит: «Да ты что, с ума сошел! Чтобы Вера плавала со змеями! А если какая-нибудь змея ее укусит, отравится и умрет?!» Тоже кадр был тот еще… Все потому, что я тогда на прослушивании ему сказала: «Мужчина, не льстите себе, возьмите микрофон!» А он потом…

— Вера, они ужасные люди, но давай ближе к донне Анне. На нее нападает тот, кого она считала своим хорошим знакомым… ну только она пока этого не знает, но узнает уже скоро. И он убивает ее близкого человека… еще не убил, но скоро убьет! Вот такого масштаба злодеяние! Представь себя на ее месте, представь, как она разозлена и что она хочет с ним сделать… Ну, поехали!

Сёма рванулся из рук Веры с таким отчаянием, словно речь и вправду шла о жизни и смерти, раздался сухой треск и… Саша с трудом подавил испуганный возглас — ему показалось, что это подломились перила балкона и Сёма полетел вниз совершенно неожиданно для себя.

Однако все оказалось не совсем так: Сёма благополучно приземлился, выпрямился, ощупал себя и озадаченно поднял глаза к балкону. Вера смотрела на него уже не грозно, а испуганно. В руках у нее остался рукав от Сёминой рубашки.

— Не шевелитесь, пожалуйста, — попросил Ваня, который незаметно для всех вернулся в зал. — Я сфотографирую для инстаграма.

— А может, нам и в спектакле так сделать? — предложил Саша. — Пусть на Дон Жуане порвется рубашка! Для пущей убедительности. И Сёма тогда немножко походит голым, как мы и хотели. Хотя бы наполовину. Хотя бы на верхнюю половину.

— Точно! — подхватил Ваня. — Я тогда под фото так и напишу, что мы будем показывать голого Сёму. Публика на премьеру валом повалит! А Верочка напишет про это в своей книжке, да? Что-то такое: «Я сидела у окна и вдруг увидела, что мимо меня пролетает абсолютно голый Дон Жуан…»

— Да просто шить стали ужасно, — сказала Вера, осторожно спускаясь по ступенькам. — Причем все. Вчера у Эскамильо в самый ответственный момент штаны лопнули по шву. В самом интересном месте.

— В самом интересном месте оперы или самого Эскамильо?

— И то и другое. Он такой: «И ждет тебя любовь, тореадор! Да, ждет тебя любовь!» Он на столе это пел, а потом спрыгнул со стола… и штаны треснули. Хорошо, что Вани там не было с его инстаграмом.

Сундуков попытался было призвать всех к порядку, чтобы продолжить репетицию, но Вера, взглянув на часы, заторопилась:

— Ой, нет, все, я убегаю. Меня ждут, я и так задержалась. И где черти носят Васю, хотела бы я знать?

— Что за Вася?

— Да менеджер из издательства. Безмозглое создание… Я им фотографии давала для книжки, из личного архива, там такие раритеты… Просила сегодня вернуть до обеда. Русским же языком сказала, что ждать не смогу, что мне надо уходить. Второй час уже!

Вера сердито уставилась в телефон.

— Пишет, что опаздывает. Кошмар какой-то!

— Ну пусть передаст через кого-нибудь, — предложил Ваня. — Я, правда, тоже скоро ухожу…

— Я могу забрать твои фотографии, — сказал Саша. — Я тут сегодня до вечера. Ближайшие полтора часа вот прямо на этом месте буду, никуда не денусь.

— Да? Точно? Я тогда так и напишу, что ты заберешь. Только не потеряй.

— Там компромат, да? — спросил Ваня, понизив голос. — Саш, потом покажешь мне.

— Саша, не показывай, — распорядилась Вера. — Хватит с него голого Сёмы.

— Ну и пожалуйста, — надулся Ваня. — Ради вас же стараюсь, один за всех… Привлекаю внимание культурной общественности к вашим скрытым достоинствам! А вы!

Сундуков молча переводил взгляд по кругу — с Веры на Ваню, потом на Сёму и обратно.

— У вас навязчивая идея, — сказал он наконец. — Какой-то коллективный психоз. Насчет того, чтобы все голые… Где вы этого набрались?

— Мы просто идем в ногу со временем, — сказала Вера. — Хотя это и нервирует нафталиновых консерваторов и ретроградов. Все, я ушла. Саша, не забудь про фотографии.

Дальше они репетировали втроем. Собственно, работали только Саша и Сёма, но когда дело дошло до сцены на кладбище, Ваня вызвался подавать реплики за статую Командора и так увлекся, что только легкомысленно отмахнулся от напоминания о важных делах, которые его якобы где-то ожидали. Попытки Вани говорить замогильным басом смешили Сашу и сердили Сундукова. Зато Сёма демонстрировал приличествующее роли хладнокровие и раз за разом вежливо приглашал Командора на ужин, то с куртуазными поклонами, то по-свойски похлопывая по плечу, а в последний заход игриво ущипнул статую за живот, вызвав у нее взрыв неуместного веселья.

— Ладно, — нехотя одобрил Сундуков. — Нормально. Святослава только потом за живот не трогай, он этого не любит.

— Я тоже не люблю, — обиделся Ваня. — И вообще боюсь щекотки, я сто раз говорил. Но разве это кого-то волнует?

— Давайте теперь сначала. Вот с этого момента, где Дон Жуан рассказывает Лепорелло, как встретил его девушку. Ваня, отдохни пока.

Но Ваня не захотел отдыхать. Он продолжил изображать ожившую статую, укоризненно покачивая головой, закатывая глаза, безмолвно ужасаясь и всплескивая руками по ходу рассказа. К счастью для всех, Сундуков все это время стоял к нему спиной.