Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - [97]
Ведомственная структура оказалась менее эффективным элементом репрессивного аппарата, нежели местная власть, прежде всего потому, что руководство и сотрудники ведомств часто оказываются связанными тесными коллективистскими и дружескими отношениями с теми лицами, которые подпадают под принудительные воздействия посредством жилища. Трудо-бытовые коллективы, которые так старательно и довольно успешно формировала все эти годы власть и на которые она возлагает теперь обязанности первичных органов в оказании общественной поддержки карательной машине, оказываются обладающими еще и другими свойствами, подталкивающими их к действиям не только в том направлении, которое ждет от них власть, — гневные осуждения жертв политических репрессий, собрания, резолюции, голосования, исключения, подписания писем протеста и проч., но и в диаметрально противоположном. Коллективистские отношения, которые власть целенаправленно формировала в контексте дисциплинарного воздействия на членов трудо-бытовых коллективы и пыталась использовать для принуждения к требуемому образу поведения и трудового действия (публичные осуждения, проработки, «воспитательная» работа, вторжение в личную жизнь, порицания и похвалы и проч.), оказывается, имеют и другие качества, также возникшие внутри трудо-бытовых коллективов на основе совместной деятельности и совместных коммунально-бытовых процессов. Наряду с отправлением внешнего ритуала коллективы неявно, скрыто проявляют неформальные отношения поддержки, помощи, взаимовыручки, сострадания и т. п. Они проявляются в попытках сотрудников смягчить меры, применяемые властью к семьям уволенных (арестованных) коллег — задержать выселение их семей из квартиры, помочь избежать ареста членам семьи коллеги за счет переселения их в другое ведомственное жилище, обойти закон, лишающий семью уволенного продуктовых карточек, подселить семью арестованного сотрудника на другую жилплощадь и т. д. Эти отношения оказываются серьезной помехой в репрессивной политике власти.
Общероссийский масштаб ведомств, разбросанность подведомственных предприятий по всей территории страны позволяют родственникам уволенного «уходить от правосудия». Например, арестовали человека где-нибудь в Воркуте или на Сахалине, а его семья, оказывается, имеет закрепленную за ним (как за специалистом) по постановлениям СНК СССР и СНК РСФСР[1022], а также постановлениям НКВД[1023] квартиру где-нибудь в Москве или
Ленинграде. Причем в соответствии с некоторыми постановлениями[1024], жилплощадь сохраняется «на все время работы» и «во всех домах обобществленного сектора, а также частновладельческих домах»[1025]. И возвращается семья в забронированную квартиру[1026], и выскальзывает тем самым из-под системы «контроля-подчинения», и скрывается от возможных репрессий.
С точки зрения власти, осуществляющей управление людьми посредством жилища, такое положение недопустимо. Власти необходимо, чтобы каждый человек знал, что в случае его ареста семья его (если не будет арестована) будет выселена и окажется на улице, вне зависимости от высоты его служебного положения и вне зависимости ни от чего и ни от кого (ни от усилий друзей, коллег по работе, высокопоставленных директоров, ни от заступничества руководства наркомата и т. д.). Власть предпочитает, чтобы люди опасались не только за свою собственную жизнь, но и за жизнь близких людей (так они становятся много послушнее, сговорчивее и исполнительнее). Власть желает, чтобы средство принуждения, называемое «жилище», было стопроцентно эффективным в обеспечении властных целей. Власть нуждается в том, чтобы ее право распоряжения жилищем было безраздельным. Она стремится исключить «использование жилплощади в узковедомственных интересах различными учреждениями и общественными организациями»[1027]. Она преисполнена решимости ликвидировать все помехи на пути безграничного распоряжения жилищем[1028].
Власть неоднократно сталкивается с такими ситуациями и даже вынуждена специально реагировать на них, принимая специальные постановления по вопросу невыполнения ведомствами решений о выселении из ведомственного жилища>[1029]. И, в конечном счете, для того чтобы добиться скорейшего и полного исполнения своих постановлений, власть вынуждена опираться не на ведомства, а на местные органы, тем более что и с карательными органами местная власть связана более тесно, нежели ведомства.
Принимая постановление «О проведении в жизнь постановлений ЦИК и СНК Союза ССР от 13 февраля 1931 г. о выселении из помещений, принадлежащих органам транспорта, посторонних транспорту лиц и о переселении работников транспорта и от 17 августа 1931 г. о выселении из домов, принадлежащих органам Наркомвоенмора лиц, не состоящих в рядах РККА», центральная власть обращается к местной исполнительной и циркулярно предписывает ей, а также центральным исполнительным комитетам союзных республик (ЦИК РСФСР, УССР, БССР, ЗСФСР, ТуркССР, УзбССР, ТаджССР) взять на себя весь комплекс мероприятий по выселению из ведомственного жилища, которое до этого исполнялось администрациями ведомственных предприятий: «...в ряде случаев органы союзных республик не оказывали должного содействия проведению этих постановлений в жизнь... Президиум Центрального исполнительного комитета Союза ССР предлагает исполнительным комитетам союзных республик обеспечить реализацию названных постановлений... не позднее 1 октября 1933 г.»
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
В мировой истории промышленного производства ХХ века имя Альберта Кана не просто широко известно. Оно находится на недосягаемой для многих корифеев-архитекторов высоте, так как неразрывно связано с поистине эпохальным изобретением индустриальной эры — методикой скоростного поточно-конвейерного производства архитектурно-строительной проектной документации.При этом, в истории советского промышленного проектирования имя Альберта Кана бесследно спрятано под толстым слоем безосновательной критики, наглухо замазано лживыми обвинениями и надежно укрыто под вывеской советского проектного института «Госпроектстрой», специально созданного в 1930 г.Фирма А.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.