Наказание жилищем. Жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917-1937 - [44]
И наконец, в попытке привлечь частный капитал к возведению жилья, предпринимается еще один смелый шаг — отменяется контроль над величиной сделок: «Предоставить застройщикам за счет частного капитала и их правопреемникам право сдачи в наем как жилых, так и нежилых помещений на условиях, определяемых по свободному соглашению со съемщиком»>[433]. Власть обещает, что к частному капиталу не будут применены принудительные действия Чрезвычайных Комиссий по изъятию 10 % натурального жилищного налога. Декрет от 8 декабря 1924 года[434] предоставляет частным застройщикам самим, по договоренности с коммунальными отделами, определять размеры передаваемой части жилой площади[435].
Вводя НЖП, главным признаком которой является возвращение в жилищное хозяйство частной инициативы, личных денежных средств и частной собственности, власть, казалось бы, осуществляет действия, диаметрально противоположные той генеральной линии, которую проводила с первых дней своего существования. Но это не так. Вводя НЖП и практически успешно решая целый ряд текущих проблем с ремонтом, восстановлением и возведением жилого фонда, она при этом никоим образом не изменяет и не затрагивает основополагающих, фундаментальных принципов государственной жилищной политики.
Власть твердо удерживает в своих руках законодательные основы владения и распоряжения жилищем и своевольно изменяет их, как ей это нужно и когда это нужно. Жилищное законодательство целенаправленно используется в качестве средства восстановления разрушенного жилищного фонда, в качестве способа привлечения частных капиталов, активизации частной и коллективной инициативы, повышения заинтересованности населения в самодеятельном ремонте и возведении жилища. Но само жилище, являющееся в руках власти организационно-управленческим средством воздействия на население, продолжает находиться в безраздельном и исключительном распоряжении власти. Она еще не раз отступит от своих обещаний и не раз изменит свои тактические ориентиры, но никогда за все время своего существования не изменит фундаментального постулата: советское государство — единственный владелец жилища. Только оно одно может решать, решает и будет решать, сколько и какого качества положено человеку квадратных метров; кто и при каких условиях может эти метры от государства получить.
Глава 19
МИГРАЦИИ И ТРУДОВЫЕ АРМИИ
Будущее России виделось большевикам индустриальным, а не аграрным. В. И. Ленин по этому поводу давал совершенно конкретные указания: «...только приток деревенского населения в города, только смешение земледельческого и неземледельческого населения может поднять сельское население из его беспомощности»>[436]. Но вопреки политико-идеологическим воззрениям, миграционная ситуация послереволюционного периода абсолютно не являет картину притока деревенского населения в города. Напротив, тяготы Гражданской войны вызывают в 1918-1922 годы стихийные перемещения людей на новые земли, куда крестьянские хозяйства устремляются в поисках лучшей жизни. Так, например, в 1920 году в Сибири скапливается 500 тысяч так называемых «неприписных лиц»>[437]. В 1920-1922 годы в регион, несмотря на то, что официально он закрыт для переселения из-за Урала, спасаясь от голода, прибывает более 300 тысяч беженцев[438].
Эти же факторы приводят к резкому уменьшению численности городского населения вследствие оттока его в деревню. Причем это явление приобретает характер, настолько угрожающий функционированию производства, что в конце 1920 года Центральный Комитет РКП (б) вынужден рассылать в губкомы партии циркуляр, предписывающий предпринять «...систематическое извлечение из деревень осевших там обученных рабочих». «Извлечение» осуществляется «административным путем»>[439]. И это мало помогает! В 1921 году неконтролируемые миграции из города в деревню становятся массовым явлением: городские и поселковые рабочие бегут от закрывающихся фабрик и тягот голодной городской жизни. «...в Донбассе в мае-июле 1921 г. десятки тысяч рабочих покинули шахты и рассеялись за пределы бассейна. Особенно сильно бегство забойщиков, число которых в августе упало с шестнадцати до десяти тысяч, а также и квалифицированных рабочих котельного хозяйства»>[440]. Причем этот отток рабочих рук настолько нарушает работу производства, что 10 октября 1921 года СНК вынужден обратиться ко всем губисполкомам, губкомам партии, профсоветам, губотделам труда с призывом принудительно возвращать рабочих на производство.
В этот же период миграционная ситуация характеризуется еще одним типом миграций — «маятниковыми» (или «циклическими»[441]), когда люди приезжают в города в поисках работы, но вскоре по разным причинам вынуждены уезжать, а потом, не найдя лучшего места, вновь возвращаться и т. д. Так, например, «в городе Надеждинске, металлургическом центре Северного Урала, в 1925 г. >2/>3 рабочих являются текучей массой, приезжающей на заработок и уезжающей из-за отсутствия жилья»[442]. Маятниковые миграции относятся не столько к перемещениям по различным регионам страны, сколько к перетеканию людей из деревни в город и обратно в пределах одного (или близлежащих) административно-территориального образования. Причина в том, что бывшие крестьяне, перебираясь в город и устраиваясь на фабрики и заводы, лишь временно пополняют пролетарские трудовые коллективы, но не укореняются в них. Этому способствует сохранение земельных наделов в деревне и, как следствие, наличие постоянной экономической связи с деревней. «Среди новых шахтеров Донбасса — 24 %, а среди металлистов Московской области, принятых на работу в 1930-е гг. — 25 %, сохранили землю в деревне. Из пополнения рабочего класса в 1926-1929 годы в целом по стране... имели землю почти 23 %»
Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.
В мировой истории промышленного производства ХХ века имя Альберта Кана не просто широко известно. Оно находится на недосягаемой для многих корифеев-архитекторов высоте, так как неразрывно связано с поистине эпохальным изобретением индустриальной эры — методикой скоростного поточно-конвейерного производства архитектурно-строительной проектной документации.При этом, в истории советского промышленного проектирования имя Альберта Кана бесследно спрятано под толстым слоем безосновательной критики, наглухо замазано лживыми обвинениями и надежно укрыто под вывеской советского проектного института «Госпроектстрой», специально созданного в 1930 г.Фирма А.
Венеция — имя, ставшее символом изысканной красоты, интригующих тайн и сказочного волшебства. Много написано о ней, но каждый сам открывает для себя Венецию заново. Город, опрокинутый в отражение каналов, дворцы, оживающие в бликах солнечных лучей и воды, — кажется, будто само время струится меж стен домов, помнящих славное прошлое свободолюбивой Венецианской республики, имена тех, кто жил, любил и творил в этом городе. Как прав был Томас Манн, воскликнувший: «Венеция! Что за город! Город неотразимого очарования для человека образованного — в силу своей истории, да и нынешней прелести тоже!» Приятных прогулок по городу дожей и гондольеров, романтиков и влюбленных, Казановы и Бродского!
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.