Наказание свадьбой - [49]

Генриетта невольно попятилась назад, услышав эту фразу, однако, подавать виду, что испугана, не собиралась.

— Иначе говоря, это я виновата в вашем пьянстве? — презрительно бросила Генриетта, ни на минуту не спуская с него взгляда. — Наверное, я также виновата в том, что вы прелюбодействовали с девицами дешевого сорта, на которых не польстится и последний бродяга!

— Для начала, — заметил ей Луи, — я не женат, следовательно, такое слово, как прелюбодейство, ко мне совершенно не применимо. Но в продолжение замечу: лучше общество этих дешевых девиц, на которых не польстится и последний бродяга, чем общество вашего высокомерного величества с отвратительными манерами, грубостью, невежественностью, и прочими несносными чертами характера!

— Не смей меня сравнивать с ними! — закричала Генриетта.

— Верно, — согласился Луи, — они куда лучше тебя, ваше гордое высочество!

— Будь ты проклят, мерзавец!

Генриетта развернулась и бросилась наверх, в свою опочивальню. Де Валиньи укоризненно посмотрел на Луп и молча прошествовал вниз. Луи остался в одиночестве. Он простоял на лестнице несколько минут, погруженный в свои мысли. Неожиданно рядом с ним раздался голос Жюли:

— Монсеньор, Генриетта все это время беспокоилась за вас. Она почти отчаялась, думая, что что-то случилось. Она разозлилась, когда узнала, где вы находитесь. Мне кажется, вы… вы небезразличны ей!

Луи с необычайной мягкостью посмотрел на Жюли. Ее удивил его взгляд, но еще больше поразил ответ Луи:

— Я знаю!

Оставив Жюли одну осмысливать услышанный ответ, Луи отправился следом за Генриеттой. У входа в ее опочивальню он на мгновение остановился и прислушался. Различив приглушенные рыдания, он бесшумно открыл дверь и вошел в комнату. Генриетта лежала на кровати, поджав под себя ноги. Голова лежала на подушке. Длинные белокурые волосы, рассыпанные по спине, шелестели каждый раз, как только плечи Генриетты вздрагивали, а это происходило очень часто. Она плакала, и Луп не мог оставаться безучастным к ее горю.

Луи сел на кровать позади Генриетты и положил руку на ее голову.

— Оставь меня одну, кормилица, — сквозь плач раздался голос Генриетты, — я не хочу никого видеть.

— Из-за меня? Я виноват?

Генриетта резко села в постели лицом к нему, услышав его голос. Слезы еще текли по щекам, но в глазах начала появляться ненависть.

— Вы? Как вы посмели?

Генриетта с внезапным страхом смотрела, как рука Луи тянется к ее щеке. Она ненавидела его, но в то же время ее охватило внезапное желание прижаться к Луи. Генриетта едва сдерживала свое желание, но в тот миг, когда рука Луи коснулась ее щеки, и его голос, полный нежности, прошептал: «Прости меня!», она поняла, что не сможет больше сдерживаться. Чувства переполняли Генриетту и она, неожиданно для самой себя, прижалась губами к ладони Луи, чувствуя в то же время, как Луи целует ее руку. Генриетта оторвалась от его ладони и взглянула в его глаза. То, что она там увидела, разожгло в ее душе бушующее пламя. Видимо, Луи увидел то же самое. Издав свистящий звук, он одним движением уложил Генриетту на постель и лег сверху. Почувствовав его тяжесть на себе, Генриетта перестала понимать происходящее. Она с такой силой впилась в губы Луи, что он застонал, вызывая в душе Генриетты новые вспышки страсти. Она и так была обуяна страстью. Она непрерывно целовала Луи, и он почувствовал, что также теряет способность думать. Луп разорвал ее платье, обнажая полные, налитые груди Генриетты, а в следующее мгновение его язык начал описывать круги вокруг них, исторгая у Генриетты один стон за другим. Еще мгновение, и Генриетта с силой перевернула Луи. Он оказался на спине, а она села сверху и начала покрывать поцелуями лицо Луи, а затем разорвала рубашку и начала целовать его грудь. Луи стонал едва ли не сильнее Генриетты. Он пытался привести себя в порядок, пробовал трезво мыслить, но поцелуи Генриетты были настолько восхитительны и вызывали такую бурю чувств, что он перестал бороться и отдался на волю овладевшей им страсти.

Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы в следующее мгновение не появилась Жюли.

— Господи Иисусе! — ошеломленно воскликнула Жюли при виде представившейся картины: Генриетта, обнаженная по пояс, сидела на Луп и целовала его; ее ноги также были обнажены и на них лежали руки Луи; больше того, они гладили их.

Возглас Жюли холодной водой обрушился на Генриетту. Она внезапно остановилась. Непонятным взглядом окинула Жюли, затем посмотрела на Луп, лежавшего под ней, и уже в конце — на себя. Генриетта пришла в полнейшее смятение. Неужели она смогла дойти до такого? Господи, что он с ней сделал! Унизить настолько себя!

Луи видел то, что происходило с Генриеттой. «Нельзя, чтобы она почувствовала стыд, иначе она замкнется в себе!»

— Не терзай себя, Генриетта, — нежно произнес, — ведь это было прекрасно!

— Это было мерзко и отвратительно! — Генриетта быстро слезла с Луи, прикрыла обнаженную грудь руками и с ненавистью посмотрела на Луп:

— Не знаю, как вам это удается, но то, что вы делаете со мной — бесчестно! — голос у Генриетты сильно дрожал и прерывался.

— Отлично, — Луп в расстегнутой рубашке медленно поднялся с постели и почти спокойно произнес, но чего стоило ему это спокойствие!