Наивный человек среднего возраста - [33]

* * *

О том, что на дворе конец апреля, вряд ли можно догадаться по восхитительному виду, открывающемуся из окна моего кабинета. Вероятно, Бенет приходит к тому же заключению, потому что, посозерцав некоторое время облупившуюся штукатурку стены, он отходит от этого наблюдательного пункта и встаёт возле моего стола.

— Садитесь, дорогой, не переутомляйтесь, — замечаю я, поскольку не люблю, когда у меня стоят над душой.

Он послушно садится и сидит, пока я изучаю очередной список лиц, приехавших в страну или ожидающих виз для выезда.

— Этот вот, который хочет поехать, чтобы получить наследство, возможно, представляет известный интерес. Пошлите его ко мне, когда он придёт.

Я возвращаю список Бенету и спрашиваю:

— Вы помните две задачи, о которых мы не так давно говорили: выявление объекта и нахождение подхода к нему. Одна уже выполнена — лицо налицо. Что касается второго, то рассчитываю на вашу помощь.

— Легко сказать, — недовольно отвечает Бенет. — Агентуры у нас почти не осталось. А кого не раскрыли, то спрашивается: почему?

Он смотрит на меня с откровенной досадой и выпаливает:

— Ненавижу работать в такой стране, вот что я вам скажу! Я работал в тяжёлых условиях в Южной Африке и снова бы с радостью поехал в какую-нибудь тамошнюю республику, где тебя каждую минуту могут похитить или обокрасть. Вообще я уже на всё готов, лишь бы не прозябать здесь…

— А вы прозябаете?

— А вы что, блаженствуете? Сначала тебя всего загипсуют, а потом говорят: «Теперь посмотрим, как ты танцуешь!»

— В этом есть доля правды, — киваю я. — Но давайте не тратить время на сентиментальные излияния. Давайте сначала я объясню вам, как я решил первую задачу, а вы мне объясните, как вы думаете решить вторую. Итак, объект — Борис Раев…

Достаю из ящика стола небольшую любительскую фотографию и протягиваю её моему помощнику.

— Физиономия эта мне незнакома, — заявляет Бенет, разглядывая фото. — Но имя мне, конечно, известно.

— В таком случае, думаю, вам известно, и какой пост он занимает… а также то, что у него в руках документы, которые нас особенно интересуют.

— Нетрудно догадаться. Что дальше?

— Дальше то, что он работает над этими документами или, по крайней мере, над своими замечаниями по ним — дома. Вообще в определённые дни в его вилле находится часть того, что нас интересует. А часть, как известно, может дать представление о целом.

— Действительно, важное обстоятельство, — признаёт Бенет.

Он прикрывает веки, и лицо его приобретает то немного сонное выражение, которое бывает у него, когда он глубоко задумался.

— Я не спрашиваю о явных пороках, потому что у человека, занимающего такой пост, не может быть явных пороков. Но какие есть у него скрытые? Пьёт тайком? Ему снятся девушки в бесстыдных позах?

— Не знаю, что ему там снится, но бессмысленно идти по этому пути.

— Болезненно честолюбив? Корыстолюбив?

— Оставьте, дорогой! Не напрягайтесь напрасно! Раев лично вообще не фигурирует в моих планах.

— Тогда о каком «объекте» вы говорите? — хмуро рычит Бенет. — Или вы планируете кражу на вилле?

— Такие глупости я не планирую. Хотя ваша догадка не так уж далека от истины…

* * *

Рабочий день кончился, кончился и очередной урок, и я отдыхаю от тяжких трудов, положив ноги на стол и полулёжа на стуле. Рассеянно смотрю на золотую цепочку, которую подбрасываю на ладони, но думаю о другом.

Неожиданно в кабинете появляется Мэри, верная своей привычке входить одновременно со стуком в дверь.

— Сегодня ваш день, — напоминает она. Заметив цепочку, восклицает с наигранным восторгом: — А, вы мне и подарок приготовили!

— Увы, это реквизит, — говорю я, продолжая играть цепочкой, — Я приготовил её для моей любимой преподавательницы болгарского языка или скорее для её дочери, у которой скоро выпускной бал…-

— Но в последний момент стало жалко ей отдавать?

— Не угадали. Я ей предложил, а она отказалась. Можете себе представить!

— Да, отлично представляю себе ваше идиотское положение… Я считала вас более осторожным и тактичным, шеф.

— Но послушайте, я уже несколько раз дарил ей книги, и она их принимала. Кроме того, позавчера она сама заговорила об этом капризе её дочери и о своём огорчении из-за того, что она не может его выполнить. «Эти дети сами не знают, чего хотят, — говорит. — Откуда я ей возьму золотую цепочку с монетой». А чего ради женщина станет мне жаловаться по такому случаю, как не для того, чтобы я ей помог?

— Так получается, потому что вы всегда ищете за словами людей скрытые намёки…

— И ко всему прочему, она изобразила благородное негодование! «Я не привыкла, — говорит, — чтобы мне дарили драгоценности. И не в том возрасте, чтобы менять привычки!»

— Да, представляю себе ваше идиотское положение, — повторяет Мэри.

— В идиотском положении не я, а она. Фанатики… не понимающие реальную ценность вещей.

— Но ценности для разных людей могут быть разными.

— Извините, но курс золота во всём мире одинаковый. И насколько я знаю, он в последнее время не менялся.

— Зато другое изменилось. И не в последнее время, а давно. Вы сегодня не можете покупать людей так, как ваши деды покупали рабов за блестящие побрякушки и бусы.