Нагие и мёртвые - [50]

«Если ты выстрелишь просто так, наобум, никого не видя, ты просто-напросто выдашь противнику свое местоположение, и он бросит в тебя гранату», — говорил ему Браун. Рот весь дрожал от страха.

Он начал возмущаться: он был уверен, что японцы наблюдают за ним. «Почему же вы, черт возьми, не вылезаете?» — думал он. Его нервы к этому моменту были настолько напряжены, что он был бы рад нападению противника.

Рот уперся ногами в загустевшую грязь окопчика. Не отрывая взгляда от джунглей, он снял одной рукой комок глины с ботинка и начал мять его пальцами, как замазку. Он делал это совершенно бессознательно. От напряжения, в котором находилось все его тело, начала болеть шея. Ему казалось, что окопчик ужасно маленький, в нем очень тесно и он не обеспечивает никакой защиты. Ему стало очень обидно, что солдат должен находиться на посту почти на открытом месте, имея перед собой лишь пулемет.

Позади ближайшей к нему стены густых зарослей происходила ожесточенная схватка. Рот крепко сжал челюсти, чтобы не закричать от испуга. Звуки становились все более ясными и, несомненно, приближались к Роту, как будто люди проползали несколько футов, потом замирали, потом опять ползли… Он пошарил рукой под треногой пулемета в поисках гранаты, нашел ее, но сразу же задумался: куда ее бросать? Граната показалась ему очень тяжелой. Он чувствовал себя настолько ослабевшим, что начал сомневаться, сможет ли бросить ее дальше, чем на десять ярдов. На занятиях им говорили, что гранату надо бросать не менее чем на тридцать пять ярдов, и Рот опасался теперь, что убьет себя своим же оружием. Он положил гранату на место и решил просто сидеть и ждать.

Постепенно страх начал ослабевать. Прошло около тридцати минут, в течение которых Рот все время ждал, что звуки в джунглях должны повлечь какое-то страшное действие. Но когда так ничего и не произошло, к нему начала возвращаться уверенность. Роту не пришло в голову, что, если в джунглях были японцы, они могли осторожно преодолевать разделяющие их пятьдесят ярдов в течение целых часов. Он не допускал такой возможности, потому что сам не выносил длительной неизвестности и считал, что и другие тоже не могут выносить. Поэтому постепенно Рот убедил себя, что в джунглях ничего особенного не происходит и что там просто возятся и дерутся какие-то звери. Он откинулся спиной на заднюю стенку окопчика и расслабил мышцы. Его нервы постепенно успокаивались, а приступы страха с каждым новым усилением шумов в джунглях становились все слабее и слабее, как волны уменьшающегося прилива. Прошел час, и Рота начал одолевать сон. Он ни о чем не думал и прислушивался только к безмолвию отяжелевшей от влаги растительности…

Где-то сзади над неприкрытой частью шеи непрерывно пищал москит; Рот подождал, когда он укусит, чтобы наверняка расправиться с ним. Ему пришла в голову мысль, что в окопчике могли быть и другие насекомые, и он начал инстинктивно ерзать, как бы отгоняя их. Несколько секунд ему казалось, что на спине под рубашкой ползает муравей. Затем он вспомнил о тараканах, которыми кишела первая снятая им квартира, после того как он женился. Бывало, он уверял свою жену Зельду: «Не обращай на них никакого внимания, я знаю из книг, что таракан не такой уж вредный паразит». Но Зельда вбила себе в голову, что в квартире, должно быть, есть еще и клопы. Сколько бы Рот ни убеждал ее, что тараканы поедают клопов, она не верила и, бывало, вскакивала ночью, со страхом тормошила его: «Герман, я чувствую, что меня кто-то кусает». «Но я же говорю тебе, что этого не может быть, тебе просто кажется». «Эти твои басни о тараканах! — сердито шептала она в темной спальне. — Если тараканы жрут клопов, то они ведь должны для этого забираться в постель, разве нет?»

Воспоминания вызвали у Рота смесь приятного желания и тоски.

Его совместная жизнь с женой оказалась не совсем такой, на которую он надеялся. Между ними возникало много недоразумений и конфликтов, а у Зельды был очень острый и беспощадный язык. Он вспомнил, как она насмехалась над его образованностью и над тем, что он мало зарабатывает. «Конечно, она была виновата не во всем, — подумал он, — но и я ни при чем здесь». Ее или его винить было бы несправедливо. Просто дело в том, что не все удается, на что надеешься в юности. Рот медленно и тщательно вытер руки о брюки комбинезона. В некоторых отношениях Зельда была хорошей женой. Вспомнить, по каким поводам они так часто ссорились, Роту было так же трудно, как представить себе лицо Зельды. Размышляя о жене, Рот вспомнил и многих других женщин, которых когда-то знал.

Рот задремал, и ему приснилось, что он рассматривает порнографические снимки. На одном из них — почти нагая девушка, наряженная под ковбоя. На ее голове — широкополая шляпа, высокие торчащие груди поддерживаются надетой крест-накрест бахромой из кожи, а к лежащему на бедрах поясу из такой же бахромы подвешены кожаная кобура и патронная сумка. Сон возбудил Рота, он было проснулся, но через некоторое время снова задремал, хотя и пытался бороться с дремотой.

На расстоянии мили или двух в джунглях непрерывно раздавались артиллерийские залпы. Звуки выстрелов и разрывов снарядов были то громкими, то приглушенными. Они усиливали уверенность Рота в безопасности. Он почти уже не прислушивался к шумам в джунглях. Глаза его оставались закрытыми все дольше и дольше.