Наедине - [87]
Но молчат.
Вспоминаю неподвижное девичье тело в луже вязкой крови, растекшейся по темному полу подсобки безобразными пятнами, и едва не подскакиваю на месте в навязчивом желании вернуться обратно на пятый этаж, самолично убедиться в том, что Серафиме ничего не угрожает. Как она вообще может оставаться в этом местечке в полном одиночестве? Откуда у нее столько смелого безрассудства? Или это не более, чем выработанная годами защитная оболочка, за которой так удобно прятаться от всего того, что выбивает ее из колеи? Меня все еще передергивает отголосками воспоминаний разверзнувшейся в клубе кровавой истории, не могу даже представить, какого должно быть сейчас ей.
Кстати, что там она говорила, прежде чем я обнаружил себя за дверью ее квартиры?
В моей голове так сильно все перепуталось, что я бы мог прорваться сквозь полчища недавних одолевающих образов и в самом деле подумать, будто она… Да нет, чушь все это… Она растеряна и перепугана настолько, что не может полностью отдавать отчет случайным словам, которыми так неосторожно бросается в мои мнительные уши. Для нее характерна такая… невинная случайность, но я все же задумываюсь, снова и снова представляя ее, дрожащую, растрепанную, совершенно безумную, с моей окровавленной водолазкой в руках, и чем дальше заводят меня собственные мысли, тем сильнее тянет наплевать на все — время, обязанности, недомолвки — и снова вернуться к ней. И я уже не знаю, что перевешивает — похвальное стремление защитить девчонку от мнимой опасности исходящей от какого-то (чушь, полная чушь!) клоуна, или не очень похвальное желание докончить то, что мы начали в Клубе. Докончить, чтобы затем повторить еще не один раз. Я поднимаю глаза и принимаюсь навскидку вычислять расположение балкона ее квартиры. Эта девица делает из меня законченного психопата, даже не подозревая о том, по какому тонкому льду ходит, позволяя мне быть к себе ближе дозволенного.
В кармане моей куртки вновь вибрирует мобильник. Подношу к уху, не взглянув на высветившееся имя.
— Михаил, не бросайте трубку, — сухо просит Анатолий Степанович, посчитав, по-видимому, что приветствия излишни. И в самом деле.
— Черт знает какой по счету звонок за один-единственный вечер, — присвистываю негромко. — Вы теперь жить без меня не можете?
— Вас предупреждали, вы не послушали. Так что, боюсь, в ближайшее время нам с вами не избежать тесного общения друг с другом.
Я поглаживаю спннку рыжего кота, весьма раздосадованного моим появлением на его лежанке, и противное животное настороженно щурит в мою сторону яркий желтый глаз.
— Вы удивитесь, как просто решаются подобные проблемы. Слышали что-нибудь о черном списке, Анатолий Степанович?
— Ничего страшного, у меня много других номеров, — отбивает подачу Серафимин отец, и это мне на удивление приходится по душе. Да и вымотался я так, что ерничать дальше уже нет желания.
— Можете оставить свою ценную информацию при себе и ничего мне не говорить, — милостиво продолжает мужчина. — Я в таком положении, что выбирать особо не приходится. Не понимаю, с какой стати моя дочь тянется именно к вам, но раз уж все складывается подобным образом, хочу, чтобы вы знали — в случае необходимости можете рассчитывать на мою помощь. Этот номер внесен в мой список важных контактов, так что я всегда вам отвечу.
— Не представляю, что за причина может заставить меня самому набрать вас, — усмехаюсь я, почесывая мягкое кошачье брюхо. Кот понемногу начинает менять гнев на милость, а я — вспоминать, что именно так и должны выглядеть настоящие коты.
А Стевич просто псих. Все они — закостенелые психи.
— Не зарекайтесь, — в голосе Анатолия Степановича по-прежнему не чувствуется расположения, тем не менее, он говорит правду, в этом я даже не сомневаюсь. — И да, Михаил, отправляйтесь-ка домой. Вы неважно выглядите, к тому же, в вашем присутствии под окнами моей дочери нет никакой надобности. Дом под круглосуточным наблюдением моих людей.
— Зашибись, — я вновь не могу удержаться от легкого присвиста, понимая, что все-таки недооценил этого деятельного человека, но Анатолий Степанович принимает мои слова за прямую издевку:
— Можете думать обо мне что угодно. Я сделаю все для того, чтобы с Симой больше не произошло ничего дурного. Будет нужно — посажу охрану в каждый угол ее квартиры, поставлю по человеку на каждом метре ее ежедневного маршрута, да хоть сам буду ходить за ней по пятам с автоматом, но не позволю, чтобы с моей дочерью случился очередной кошмар.
— Думаете, этот тип решит вернуться за ней? — спрашиваю с сомнением, не уточняя, но мужчина понимает без лишних слов. — Выходит, вы верите ее истории?
— Нет. Но это не значит, что меня можно застать врасплох, если вдруг окажется, что Фима хотя бы частично говорила правду, — отрубает ее отец, и мне остается лишь подивиться нескончаемому запасу его предусмотрительности, плавно переходящей в паранойю.
— Похоже, у вас реально все схвачено.
— Так и есть. Послушайте, сейчас я скажу Юре, чтобы он отвез вас домой.
— Лучше не надо, — говорю на полном серьезе. — Один из нас тогда точно не доедет, и это, скорее всего, буду не я.
