Надежный человек - [53]

 — Мне довелось увидеть, как ты держался, когда фашисты допрашивали в камере пыток.

 — Как держался?.. Но почему ты сам оказался там — не держал, случайно, арапник?

 — Нет, — ответил тот. — Приказали принести воды... лили тебе на голову. Когда ты пришел в себя, я видел…

 — Но как ты мог знать что‑либо обо мне, если оказался я тут только потому, что попал в облаву? Не успел вовремя поменять удостоверение личности.

 — Узнать было просто: в кровь они разбивают только коммунистов.

Зная, что уголовники часто прислуживают гестаповцам, Волох послал его ко всем чертям.

На какие только ухищрения не шел Кику, чтоб Волох в конце концов поверил ему!

«Но кто просил его заявляться сюда? И какого черта так долго держит его эта лицемерная баптистка?» — начал беспокоиться ответственный. Он решил ждать Кику в келье, тем более что с минуты на минуту сюда должен был зайти брат Хараламбие.

Илие вскоре появился.

 — Ну вот, — с трудом переводя дыхание, сказал пекарь, — кажется, получил благословение. Пускай мне делают обрезание, пускай оскопят по приказу султана, только в баптисты я не подамся до самой смерти! — И слова его и жесты свидетельствовали о том, что он хочет поднять настроение у хозяина. — Надеюсь, ты тоже примешь меня как брата… только не как сводного — родного?

 — Что случилось? — стараясь скрыть раздражение, спросил Волох. — Настолько срочное дело, что нельзя было отложить до другого раза?

 — Разве ты куда‑то торопишься? — в тон ему ответил Илие.

 — Об этом не будем.

 — В таком случае: добрый день! Как поживаешь, дорогой Сыргие? Я очень по тебе соскучился… Или не веришь? — улыбнулся он.

 — Верю, верю, и все же только вчера вечером мы отложили назначенную на сегодня встречу… — Волох не поддержал игры, в которую Кику намеревался его втянуть. — Кроме того, хотелось бы знать, чего нужно от тебя Параскиве… в такой ли она мере любопытна, как и некоторые другие?

 — Только одного: сделать баптистом! — деловито ответил Илие. — Не я ее затронул, она меня.

 — Это понятно, что начала она. Но в том‑то и дело. Видишь ли…

 — Вижу. Ты недоволен моим приходом. Испортилось настроение. Вижу.

 — При чем тут настроение? — Волох решил поговорить с Кику как можно более внушительно, однако этому помешал еле слышный стук в дверь. Оба они внезапно застыли. В следующее мгновение Волох подбежал к порогу, приложил ухо к двери, потом наполовину приоткрыл ее, не снимая, впрочем, руки с защелки.

 — Трубочку для светильника…

 — Пожалуйста, брат, пожалуйста! — громко воскликнул Волох, стараясь заглушить голос человека, стоявшего за дверью. — Здесь у меня… гости, — любезно предупредил он, намереваясь, если понадобится, предупредить еще и еще раз — чтоб не заходили в комнату. — Я скоро приду в мастерскую, тогда посмотрим. Принесу с собой, через несколько минут.

И легонько наклонился, вытесняя пришельца с порога. Человек удалился, не проронив больше ни слова.

Кику следил за всей этой сценой, сузив глаза, когда же Волох вернулся, проводив, посетителя, решил без утайки высказать, какое впечатление она произвела на него:

 — Значит, перешли на производство светильников, дорогой товарищ? Потом наступит черед кадилам, иконам и так далее. На кой черт тогда дрожать со страху? Эго, по–твоему, называется борьба против Гитлера и Антонеску? Да, борьба? Красиво, ничего не скажешь!

 — А как бы ты хотел? Меня наняли на работу, слесарем, — хмуро ответил он. — И между прочим, платят за это. Да, да! Что бы ты делал на моем месте?

 — Если хочешь знать, что делал бы я, тогда слушай, — сдержанно ответил Кику. — Так вот: я бы на твоем месте, дорогой Сыргие, раз уж угнездился тут, в один прекрасный день собрал бы всех этих бородачей, кто б они ни были — баптисты, адвентисты… Сделал бы из них бригаду атеистов и приставил к нашему делу! Или бы послал к той самой матери. Какого черта ты боишься называть их по именам, если разговор идет о каких‑то трубках для светильников!

 — Сделаешь из них атеистов, как же, если и встают и ложатся с именем господа… А ты, пожалуйста, занимайся своими делами, теми, которые тебе поручены. Этих оставь в покое, пусть живут по своему разумению. — Он не знал, что бы сказать, только бы поскорее избавиться от нежданного гостя. — Я только об одном тебя прошу: ты здесь не был, ничего не видел и не слышал!

 — Хорошо. И само собой, пора уходить, заметать следы? Я правильно тебя понял?

 — Не совсем, — уточнил хозяин. — Ты действительно должен уходить, однако после того, как я скажу об этом. То есть сначала нужно посмотреть, что происходит во дворе. Что же касается возможного нового визита…

 — Это я тоже понял, — пекарь поднялся на ноги. — Как и то, что ты намеренно заслонил спиной своего монаха. Или же у тебя и с ними завелись подпольные дела?

 — Даже если и так, это не должно тебя злить.

 — Не должно, говоришь? Меня другое злит, — взорвался наконец Кику. — Знаешь что? Ну да ладно, иди во двор, проверяй, не привел ли Илие Кику за собой гитлеровскую ищейку… Давай, давай, мне в самом деле пора.

 — Чего ты сердишься? Я веду себя не слишком любезно? Прикажешь ходить перед тобой на цыпочках?

 — Да, не слишком любезно. В особенности со мной. И я знаю почему: потому что не доверяешь. Потому что по–прежнему смотришь на меня как на уголовника. И решил: никогда, никогда… Ни мне, ни кому‑либо другому…