Надежный человек - [52]

И вновь стал искушать соблазн. Чего только нельзя было изготовить в мастерской, каких, например, деталей для печатного станка или других нужных вещей… Закоулок Гаврилэ Грозана не шел ни в какое сравнение с подвалами дома Параскивы! Любые, самые сложные предметы могли изготовлять эти искусные мастера; а какую пользу могли принести «братья», расхаживающие по городу со своими жестяными коробками, грузчики, собирающие всякую рухлядь, связные, поддерживающие контакты с баптистами из других мест? Кому придет в голову, что эти фанатичные, непреклонные в своих верованиях сектанты могут быть завербованы… в состав подпольной группы? Ладно, ладно, не лезь вперед батьки в пекло…

Ему не с кем было даже посоветоваться, и для того, чтоб не совершить непростительной оплошности, он решил до поры до времени потерпеть, поближе изучить этих люден. Трудно было поверить в то, что дело держалось на одной сестре Параекиве, — найдутся, наверно, внутренние связи, быть может, более существенные. Важнее всего было раскусить, чем дышат «братья», которые вертятся на рынке, продавая свечи. Их следовало прощупать в первую очередь.

Однажды в мастерской появился какой‑то мужчина, на первый взгляд довольно странной, необычной внешности. Он свободно открывал двери одну за другой, здоровался с каждым, кто встречался на пути, с нескрываемым любопытством рассматривал все, что попадало в поле зрения, присматривался к работе мастеровых… И делал все это с такой обезоруживающей простотой и естественностью, что любые подозрения, какие мог бы вызвать незнакомец, отпадали сами собой… В руках у него был портфель с замком, и он открыл его, как только кто‑то из братьев провел гостя в апартаменты Параскивы.

 — Некоторые называют меня Косым, — робко, чуть ли не покраснев, проговорил он. — Но вот тут, — он хлопнул рукой по портфелю, — лежит удостоверение… И если вас интересует, чем я занимаюсь…

«Сестра» любезно пригласила его присесть.

 — Чем можно вас угостить? — спросила она. — Чашечку кофе? Варенье?

 — Я состою на службе… вот этой, — он вытащил из портфеля удостоверение.

 — Я полностью в вашем распоряжении, — послушно и почтительно проговорила хозяйка.

Гость отхлебнул кофе, попробовал варенья, что же касается вороха бумаг, который выложила перед ним хозяйка, то даже не дотронулся до них.

В это время в комнате появился брат Канараке. Он принес еще кучу каких‑то справок, подтверждающих инвалидность «братьев», освобождение от трудовой повинности по возрасту, прочие льготы…

 — Изделия из жести, само собой, никого не интересуют, — заявил гость. — Свечи — тоже. К нашему ведомству они имеют весьма косвенное отношение. Хотя, признаюсь, мне очень понравилась ваша система открытых дверей. С одной стороны, легче вовлекать новых братьев по вере, — стал бормотать пришедший, исподтишка разглядывая мастеровых, сновавших под окнами, намеренно хромая, самым невероятным образом горбясь и скрючивая шеи… — У вас много хороших работников, насколько могу понять? — спросил он сестру Параскиву. — И, конечно, ни одного развратника или картежника — такие бывают только среди безбожников… Мне, по правде говоря, это нравится… я всегда ценил умных людей…

Он поднялся и стал ходить по комнате, стараясь разглядеть поближе мастеровых, собравшихся к тому времени по распоряжению сестры Параскивы. Потом сказал:

 — Видите ли, словоохотливых людей найти не так уж трудно, но судьбы людские решают не они, а великая армия молчальников. Поэтому нужно научиться понимать смысл их молчания. Уметь понять вовремя, почему оно «улыбается», почему «скрипит зубами», — и сразу все станет ясно. Так вот, что скажете: есть среди вас бунтари? Не может быть, чтоб не было! — искренне удивился он, поймав между тем на себе косой взгляд Волоха.

Волох стал судорожно припоминать: где это было? Когда? На какой‑то узенькой боковой улочке. Вспомнил! После того как ушел из комнатушки Виктории, оставив там ночевать Зигу… Да, да, он взял на себя этого типа, стараясь увести подальше от дома «швеи»…

Узнал ли и тот его, Волоха? Маловероятно. Во всяком случае, если и узнал, то не подает виду. Нет, нет, исключается: шпик ничего не помнил.

Нельзя кому‑либо говорить об этом визите, в особенности Илие, которому он имел неосторожность дать адрес, думал Волох, ожидая меж тем, что Кику рано или поздно у него появится. Да, в особенности ему… Когда-то, еще в тюрьме, Волох предложил ему пойти работать в военную пекарню — и тому удалось это без всякого труда. Подозрительно! А потом, потом? Его попросили любой ценой связаться с товарищами на воле, и Кику преспокойно передал буханку хлеба, разрезанную пополам… Все дело в том, не испробовал ли кто‑то еще вкус того хлеба… Пекарь видите ли, выполнял поручение «советских патриотов» только потому, что ему понравилось, как они держались в тюрьме, куда сам попал за обычную драку где‑то на городской окраине…

Склонившись над тисками, Сыргие под равномерные движения ножовки стал припоминать тюрьму. Первым политическим заключенным, какого встретил там Илие, был он, Волох. Правда, когда Кику появился в камере, Сыргие был в обморочном состоянии — из‑за голодовки. Эднако потом тот сам представился Волоху и ни с того яи с сего попросил доверить какое‑либо задание. Сыргие, разумеется, стал выспрашивать, чего ради он пришел к решению, связанному с риском и готовностью жертвовать собой.