Надежный человек - [10]

Шрифт
Интервал

Волох не успел даже заметить, не упала ли она, — парень в наглухо застегнутом плаще поднялся с места и, несмотря на то что автобус начал набирать скорость, выпрыгнул вслед за ней. Девушка смутным силуэтом темнела в предрассветном полумраке и, похоже, металась из стороны в сторону, не зная, какое направление выбрать, — словно не убегала от преследователя, и играла в мяч. И все это по снегу, в изящных, на высоких каблуках, туфельках!

Кажется, преследователь не только гонится за нею но и что‑то кричит вслед, по–видимому требуя, чтоб остановилась.

Автобус проходил вдоль территории кирпичного завода и теперь резко сбавил скорость, осторожно петляя по дороге, вплотную к которой подступали ямы из‑под глины и многочисленные насыпи, бугры, груды камней. А вон и печи>% где раньше обжигали кирпич, погасшие, заброшенные и разрушенные. На каждом шагу валялись камни, груды разбитого кирпича — и здесь, и повсюду в городе. Они мешали и прохожим и машинам — лезли под ноги, крошились под колесами.

 — Этот тип, наверно, в конце концов догонит девушку. Но кто он такой? Кто еще, если не шпик…

Волох снова прислонил лоб к стеклу, хотя ничего больше не видел, — дорога уже не петляла, смутные силуэты девушки и преследователя еще раз промелькнули на мгновение за последним поворотом и окончательно пропали.

В машине по–прежнему было спокойно. Влюбленные давно сошли, запоздавший гуляка не без чьей‑то помощи уселся на сиденье и, по–видимому, дремал — теперь его можно было не принимать в расчет. Когда же Волох оглянулся на мужчину в плаще, того самого, с напряженно застывшей, глубоко засунутой в правый карман рукой, то встретил такой жесткий — в упор — взгляд, что у него поползли по спине мурашки.

Взгляд человека, тяжелый, жесткий, наводил на мысль о том, что перед Волохом — необычная, непростая личность. Ничего более сказать о нем он не мог, но вместе с тем отлично понимал, что во время войны, тем более в условиях жестокой фашистской оккупации, из каждых трех человек у двоих лежит на душе какая‑то тайна. Однако все это было только смутной догадкой, хотя 6 душе почему‑то возникло ощущение, что человек может каким‑то образом повлиять на его, Волоха, судьбу.

Подозрения не покинули его даже тогда, когда тот вышел из автобуса. Несколько остановок — до конечной — он был в машине один, затем долго еще шел пешком, пока не очутился наконец в своей хмурой, сырой келье.

Он бросился на дощатый помост, служивший ему кроватью, сразу же уснул, однако так же быстро проснулся: слишком волновала мысль о том, что необходимо срочно узнать, как обстоят дела в конспиративном доме, где прошел или, точнее, должен был пройти ин->1 структаж. Но как можно было это сделать? Если случилось что‑то недоброе, теперь уже ничего не предпринять, разве что утопишь и себя.

«Еще слава богу, что не приехал из Кишинева Зигу Зуграву… На этот раз он так же почуял бы опасность, как тогда, когда схватили сразу троих? Или теперь с ним случилось бы непоправимое?»

В Зуграву каждый сразу же видит бойца, в то время как он, Волох, постоянно должен убеждать людей, что может руководить. Но это тем труднее, что он, как на грех, робок, застенчив по натуре. Чувствует себя неловко, стеснительно, и перед кем — перед своими же, рабочими людьми… Трудно было поверить в такое!

На этот раз он, пожалуй впервые за последнее время, не задал себе вопроса: а его, Волоха, считают истинным борцом? Верят в то, что он свой, надежный человек? Не так‑то просто было это определить. С застенчивостью и стеснительностью нужно будет бороться в другие времена, не сейчас… И только в одном он твердо уверен: кто, кто, а Илие Кику ему доверяет.

Не отправиться ли все‑таки к нему? Расспросить, чем кончилось вчерашнее? Хотя бы убедиться, что остался цел и невредим.

Но нет, слишком большой риск показываться в пекарне без предупреждения. Если девушка не избавилась от филера — во что трудно было поверить, — то к этому часу уже могла раскрыть явки и связи. И все же только Илие мог сообщить, благополучно ли разошлись по домам люди и, что самое главное, не навела ли «лицеистка» на след полицию. В конце концов, ближе других ее знает тот же Кику, именно он, и никто другой, в какой‑то день показал девушку Волоху — правда, издали… А чем кончилась стычка с «добровольцем»? Так или иначе, но все эти вопросы следует обсудить, и лучше всего, наверно, было бы назначить встречу с Кику где‑нибудь в безопасном месте. Только после тщательных расспросов, уяснив дело до мельчайших подробностей, можно идти на встречу с Илоной.

Внезапно он испытал приступ необъяснимого страха, весь словно бы обмяк, бессильно опустил голову на подушку, даже зажмурился.

Она велела приходить только по нечетным дням! По нечетным!.. Первого, третьего, пятого… Во вторник, в четверг, в субботу… Вторник — это значит завтра. Завтра нечетное число. Но почему, спрашивается, только по нечетным? Только по нечетным… Это означало одно: ему не доверяют.

Но если утеряно доверие, утерян смысл жизни.

Он подмял под себя одеяло, затем отбросил его в сторону и резко вскочил на ноги, едва не стукнувшись головой о потолок. Бывают дни, когда ему в самом деле хочется прошибить этот ненавистный, вспученный потолок, готовый в любую минуту обвалиться на голову! И заодно расшибить себе башку, расколоть к чертям собачьим черепную коробку!


Еще от автора Самсон Григорьевич Шляху
Солдат идет за плугом

Повесть «Солдат идет за плугом» опубликована в 1957 году. Она переносит читателя в одну из деревушек Германской Демократической Республики. Автор был среди советских солдат, помогавших немцам восстанавливать разрушенное войной хозяйство. Поэтому ему удалось реалистически ярко показать, как рядовые бойцы Советской Армии помогли жителям Клиберсфельда осознать уроки истории, почувствовать ответственность за новое, социалистическое будущее своей страны.


Рекомендуем почитать
Человек и пустыня

В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Лейтенант Шмидт

Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.


Доктор Сергеев

Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.


Вера Ивановна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы радиста

Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.


Лия

Герои новой книги молодого прозаика Н. Русу, автора трех книг на молдавском языке — наши современники: рабочие, служащие, студенты. Автора особо волнуют морально-этические проблемы молодежи, нравственное становление героев. Теплым лиризмом окрашена повесть о любви «Лия».