Надежда во мраке - [20]

Многие аэропорты находились далеко от Мекки, потому, что временами такая концентрация отражённого света временами прожигала борта самолётов или ослепляла пилотов.

Вокруг люди, поймавшие во внимание мечеть или проходящего мимо Муфтия-десятника, начинали свершать Дуа – произвольную молитву, со слезами радости обращаясь к аллаху, что они увидели «Дом Господень» или «Посланника Его». Те, кого благословил муфтий, могли впасть в такой экстаз, что падали на колени и начинали реветь от радости того, что его «коснулась рука Аллаха».

Многие люди на улицах старались твердить молитвы, настойчиво шепча их себе. Но, ни одна молитва или говор не был слышен из-за того, что везде и повсюду были установлены специальные колонки и граммофоны, через которые без конца на надрыв лились молитвенные речи и гимны религиозных деятелей. У Тита уже начинало уши закладывать того, что у всяких построек, практически у каждой лился этот голос, превратившийся в одну протяжную молитвенную какофонию. Но останавливаться нельзя было, и брат-лейтенант продолжал упорно продвигаться.

Везде и повсюду двум мужчинам на вид встречались люди, грязные, запотевшие, обливаемые каплями пота и крови, стоящие на изодранных коленях, одетые только в трусы и бьющие себя плетьми по спине. Под каждым из этих фанатиков к концу дня была лужа запёкшейся крови. Это были «искупители грехов», которые вводились Проповедью-12, как обязательные. Они отбирались из числа богатейших семей, как «Дань Аллаху, дабы он через них смог дать искупление грехов народа боголюбимого».

Естественно, всё это вызывало у Тита негодования, которые сталкивались со строгой ментальной выучкой и не давали ему впасть во власть эмоций.

Внезапно они услышали воззвания сзади себя, словно их кто-то окликнул. Тит, как и Данте, знал арабский, но очень слабо, а возглас явно прозвучал на неоарабском.

– Стой. – Практически шёпотом сказал Данте своему напарнику. – Медленно поворачиваемся.

Тит и Данте увидели, как к ним подходит человек, облачённый в красную тунику и алые штаны, которые покрывали кровавого цвета сапоги. В руках он нёс довольно толстую книжку. Позади него шло ещё три человека, облачённых в туники чёрного цвета и имевшую подобную стилистику.

– «Младший Кади». – Сказал Титу Данте, объявив, кто это может быть.

– До дома ещё пятьдесят метров, почему остановились? – Прозвучал возмущённый голос в наушнике, но в ответ ему было лишь молчание.

– Именем Аллаха, здесь запрещён такой быстрый шаг. – По-неоарабски начал «Младший Кади». – Куда вы так спешите?

– На совет пустынных торговцев. – Чётко и практически без акцента ответил Данте, но у судьи уже закрались подозрения.

– То-то я раньше вас не видел в своём районе. И никто ещё тут не нарушал священных правил, установленных господом, которые кто-то смеет преступить. – Гневно разошёлся «Младший Кади».

– Простите, но мы спешим на собрание торговцев. – Всё продолжал твердить Данте, соблюдая такую же хладность в голосе.

Внезапно глаза младшего судьи расширились, и он поспешил упасть на землю, став произвольно совершать намаз, так поступили практически все те, кто был на этой улице. Люди выбегали из магазинов и падали к асфальту Мекки, который именовался священным. Люди останавливали машины и прямо на дороге свершали молебные действия. Через несколько секунд, в мановение ока всё захлестнула волна намаза, сопровождавшаяся бесконечным молитвенным гулом, вперемешку с издаваемыми всхлипами и слезами радости, которые слились с голосом из граммофонов и колонок, став одним медитативным воззванием к Аллаху.

Данте обернулся и увидел, как на него и Тита длинным жезлом, увенчанным полумесяцем, указывает высокий человек, мужчина в специальном балахоне, ушитом золотом и серебром, увешанного драгоценными камнями, отчего он весь светился, излучая отражённый свет.

– Почему ты не преклоняешь предо мной колени! – Разразился гневом человек, разве ты не готов подчиниться тому, кто есть «рука Его на земле»?

– Так кто ты? – Вопросил наигранно Данте.

– Я есть главный имам северного региона Мекки. И все мои слова есть слова Аллаха! А вы всего лишь чужаки, пришедшие сюда в овечьих шкурах, чтобы свершить срам на нашей земле.

И в подтверждение сказанного он поднял одного человека, которые неистово свершал молитву и приказал ему «Отдать жизнь во имя Его», призвав к ритуальному самоубийству. Человек попросту снял с себя ремень и затянул его у себя на шее…

– Видишь, если бы мои слова, не были словами Аллаха, то этот человек не посмел бы свершить самоубийство…. Я есть власть Его на земле, и ты, чужак, обязан немедленно преклонить передо мной свои колени.

Данте надоела эта беседа. Он мгновенно оценил опасность. Магистр уже понимал, что их раскусили, раскрыли и всё зависит от того, как себя поведёт этот имам. Именно от его действий сейчас зависел исход.

Воздух, словно замер, обернувшись в раскалённые дыхательные массы. Всюду был слышим только молитвенный гул, ужасно давивший на уши. Где-то вдалеке уже слышались мигалки полиции, и магистр решил пойти на радикальные меры.

Данте глубоко вдохнул и почувствовал, как его лёгкие обжигает воздух, но, тем не менее, он вытащил из одежд чёрный пистолет и открыл стрельбу. Плюнувший свинец разом оставил лежать на земле «Младшего Кади» и его помощников. Затем он направил дымящееся дуло на имама и снова прозвучал треск выстрелов. Но испугавшийся священнослужитель не готов был умереть и дал дёру, причём укрывавшись за спинами своих фанатиков, которых пули косили как траву на сенокосе.