Надежда рода - [15]

«Просто у тебя нет фантазии, Амар, вот ты и завидуешь», – мысленно ответила Каннон.

Император рассмеялся в голос и, повернувшись к толпе, торжественно вскинул руки, призывая к тишине.

– Жители Меру! – обратился он к ним, его голос усилился в десятки раз и зазвучал раскатистым громом, отбиваясь эхом о скалы утеса и проносясь над морем. – Шани Амавасья – не только день даров. Новолуние Сатурна – не просто космическое событие. Наши создатели чтили Сатурн как покровителя тьмы. Чтили этот день как время очищения кармы, как время открытия родовых каналов, которое дает возможность общаться с предками без преград. Это время для осознания бренности бытия и бесконечного движения души в круговороте сансары.

«Тебе еще не надоело нести этот глубокомысленный бред?» – поинтересовалась у императора Каннон, при этом продолжая сиять и улыбаться.

«Конечно же я предоставлю и тебе такую честь, дорогая», – ответил ей мысленно император.

Бодхи продолжила говорить так же, раскрутив горловую чакру и усилив голос потоками шакти. Ее девичий голос звонко раздавался среди шатров:

– Шани Амавасья – это прежде всего день милосердия. Мы, хранители Хемы, должны помнить об этом всегда и передавать данные традиции каждому поколению, как завещали боги. Милосердие – ничто иное, как путь к просветлению, путь к божественному теплу, к божественной сути. Ваша жизнь, жители Меру, полна трудностей и страданий. Такова участь презренных, таков ваш путь. Но трудности закаляют дух, а страдания и лишения приведут вас к следующей жизни, полной радостей и благ.

«Можно подумать, твоя чушь лучше моего бреда», – мысленно укорил Каннон Амар Самрат, на что Каннон заулыбалась еще шире.

– Мы пришли к вам с дарами, мы пришли с милосердием, – продолжила Каннон. – Мы даруем вам милосердие, чтобы вы дарили его другим. Создатели нам завещали делиться благами, открывать души, становиться сильнее, чище и платить кармические долги сейчас. Примите же дары! Берите!

Толпа взорвалась оглушительными, радостными криками. Люди устремились к шатрам, давя друг друга и толкаясь.

– Сколько в этот раз будет задавленных? – безразлично взирая на беснующуюся толпу, спросил император.

– Надеюсь, что меньше, чем в прошлый раз, – грустно вздохнула Каннон. – Я приказала поставить больше шатров, да и даров в этот раз привезла тоже больше.

– Ты ведь понимаешь, что некоторые подходят по несколько раз и гребут столько, что не в силах потом унести?

Каннон сдержанно промолчала.

– Жадность, – усмехнулся император, – всегда, каждый год я чувствую здесь только ее. И ни разу не видел того милосердия, о котором ты твердишь каждый год. Вот она, человеческая сущность! Животная жажда обладать большим, доминировать, топтать ближнего, рваться вперед. Такими нас создали. А милосердие – это недостижимая утопия.

– Сколько раз я это уже слышала, Амар… – вздохнула Каннон. – Не все такие, смотри, вон там люди, они покорно ждут, когда остальные перестанут толпиться.

– Да, только им ничего не достанется. Смотри туда, видишь того однорукого здоровяка?

Каннон кивнула, она его сразу увидела: косматого, рыжебородого, в теплом не по погоде тулупе.

– Видишь, что он делает?

Однорукий, грубо расталкивая всех, прорывался через толпу, брал коробки с дарами, а затем шагал к небольшой группе женщин, стоявших и охранявших коробки, которых возле них собралось уже немало.

– Я думаю, это наша вина, – сказала Каннон.

– В чем?

– В том, что они каждый год до смерти давят друг друга. И вот в этом, – она указала взглядом на однорукого. – Мы неправильно организовываем раздачу даров. Нужно больше пространства и еще больше шатров. Нужно придумать систему, где в одни руки попадал бы один дар. И где площадки для детей? В прошлом году были площадки для детей!

Каннон принялась озираться, но так и не нашла площадок.

– Рахас! – она подозвала помощника. – Немедленно организуйте игровые площадки для детей с играми и конкурсами. Дети не должны находиться в толпе!

Император усмехнулся и покачал головой.

– Лучше бы помог! – вспылила Каннон.

Император сдержанно, но при этом весьма наигранно кивнул и подозвал старшего Стража. В очень короткий срок имперские солдаты оцепили несколько площадок, а республиканские волонтеры принялись созывать детей и организовывать игры.

Каннон смотрела на собирающихся детей, довольная собой, и улыбалась.

– Теперь ты успокоилась, и мы можем приступить, наконец, к делам?

Каннон будто не услышала этого вопроса, а продолжила говорить о своем:

– Может, мы вообще зря организовываем благотворительную раздачу даров? – грустно спросила она. – Может, это неправильно?

Император фыркнул и рассмеялся:

– Все правильно, дорогая. Мы делаем все правильно. За все нужно платить. Пока они не внемлют словам, которые мы повторяем из года в год, они будут пожинать плоды своей ненасытной жадности. Пятьдесят человек в прошлом году, в этом, думаю, будет больше. Идем лучше в мой шатер, у нас есть одно дело. Точнее, нас кое-кто ждет.

– Ты о ней? – Каннон кивнула Амару в сторону матери-настоятельницы Навиль, стоявшей возле сцены. Она не могла не обратить внимания на ее нетерпеливый взгляд и фонившую тревогу.