Надежда победителя - [54]

– Мне не понравилось, что лейтенант Нгу Бьен говорила только о средних показателях, словно речь шла о машинах.

– Только это?

– Видите ли, сэр, хотя воспитание кадетов не входит в мои обязанности, я иногда говорю с ними о том о сем; порой они изливают мне свои души. Возможно, потому, что я женщина, а им так не хватает материнского тепла. Однажды я шла по коридору, когда Кил Дрю мыл пол.

Я остановилась, поговорила с беднягой. Это было спустя два дня после гибели Эдвардса.

– Понимаю, как ему тяжело.

– Очень тяжело! – воскликнула Обуту. – Кил убит горем. Он разрыдался и долго не мог успокоиться.

– Вам удалось его утешить?

– Такое горе быстро не проходит. Я говорила с ним в тот же день вечером, потом еще два раза.

– Вам надо было идти в психологи.

– Боже упаси! Знаете, сэр, в Академии с кадетами обращаются как со взрослыми, а они ведь еще дети. Многим подросткам здесь трудно.

– Знаю.

– Еще при Керси мне приходилось видеть, как из этого кабинета, теперь вашего, после порки выходят кадеты. Как жалко на них смотреть! Мне кажется, взрослые забывают, что они сами были детьми.

– Поверьте, я хорошо помню кадетскую жизнь. Могу вам признаться, она казштась мне невыносимой. Вы так добры, мисс Обуту.

– Спасибо.

– А она – жопа.

Сержант ошалела, но быстро взяла себя в руки.

– Мисс Бьен? Возражать против такой характеристики было бы с моей стороны невежливо… Хотя, почему бы и не возразить? Возможно, она просто увязла в канцелярщине. Работай мисс Бьен с кадетами, а не с бумагами, тогда, возможно, она воспринимала бы их горести совсем по-другому.

Мне стало стыдно. Как я мог так обозвать лейтенанта? Как мог так плохо о ней подумать?

– Вы правы, – согласился я.

Мы снова собрались в конференц-зале. Совещание продолжалось.

– Итак, взвалить на него дополнительные обязанности, загрузить работой, чтобы отвлечь от мрачных мыслей. Чем еще мы можем помочь кадету Дрю? – спросил я.

– Разве в нашем распоряжении есть другие средства? – ответил вопросом Паульсон.

В самом деле, Академия – не госпиталь, в нашем распоряжении есть только армейские способы «поправлять» мозги. Но это мою совесть не успокаивало.

– Давайте послушаем, что скажет его сержант, – предложил я.

– Сержант? – удивился Паульсон.

– Да, сержант Радс. Вызовите его.

– Но сержанты не участвуют в совещании офицеров, – возразил Кроссберн. – Традиции не позволяют…

– Мисс Обуту, вызовите, пожалуйста, сержанта Радса, – приказал я.

Радс прибыл всего через несколько минут.

– Да, кадет Дрю очень переживает, – подтвердил он.

– Как вы считаете, справится он со своим горем без посторонней помощи? – спросил я.

– Должен справиться, если хочет стать гардемарином.

Я встал, начал расхаживать по залу.

– Позиция флота в таких случаях однозначна, – рассуждал Паульсон. – Ведь мы обучаем по жесткому принципу: или плыви, или тони, слабаки нам не нужны. Я понимаю, что Дрю мучается, считая себя виновным в гибели товарища, но он должен научиться обуздывать свои чувства.

– Действительно, у нас ведь не детский сад, чтоб нянчиться с кадетами, – вторил ему Радс. – В трудную минуту их следует подбадривать, но не будем же мы опекать их всю жизнь. Кадеты должны учиться самостоятельности. Чем быстрее они повзрослеют, тем для них лучше. Я думаю, вполне достаточно загрузить Кила Дрю работой.

– Так уж и достаточно? – усомнился я.

– Не совсем, сэр. Я время от времени беседую с ним, как и с Арнвейлом. Кстати, Арнвейл переживает сильнее, ведь Эдварде был его другом. Должен вам сказать, и Арнвейл, и Дрю прекрасно понимают, что флот – военно-космический и потери здесь неизбежны. Так что со временем они придут в себя.

– Если позволите, я… – начал Кроссберн.

– Не позволяю, – оборвал я.

– Есть, сэр. – Кроссберн скорчил обиженную рожу.

– Ну что ж, наверно, лейтенант Паульсон и сержант Радс правы. Так и поступим с кадетами, – заключил я.

Не наверно, а точно. Их правоту подтверждают все сто семьдесят лет существования космического флота.

9

Утром мы с лейтенантом Бьен и двумя сержантами повели кадетов «наружу», то есть за пределы купола в лунный вакуум на тренировку. На этот раз мы принимали все мыслимые меры предосторожности. Я, словно наседка, внимательно следил за каждым движением кадетов – не дай Бог опять кто-то из них погибнет. Все обошлось, тренировка прошла нормально. Зато когда мы вернулись в шлюз, я чувствовал себя вконец измотанным.

Я устало вылез из скафандра, повесил его на вешалку и вдруг осознал, что кадеты какие-то притихшие. В чем дело? Обычно после тренировки они весело делятся впечатлениями, а сегодня почему-то… Один из них уронил шлем. В тишине треньканье по твердому полу показалось особенно громким. Растяпа, уронивший шлем, съежился под моим взглядом. Что с ними? Неужели они так напуганы гибелью Эдвардса? Как только мы с лейтенантом Бьен остались наедине, я решил поинтересоваться ее мнением.

– Конечно, они не в себе, – криво улыбнулась она. – Но уже на следующей тренировке они будут совсем другими.

– Почему вы так решили?

– Потому что на следующей тренировке вас не будет. – Ее улыбка расширилась до ушей. – Разве вы не заметили, как кадеты смотрят на вас? Они вас боятся!