Надежда победителя - [36]

Сержант не спеша, с доброй улыбкой подошел к пытливому пареньку, приветливо поинтересовался:

– Фамилия?

– Фон Халштейн. Эрих фон Халштейн.

– Так вот, Эрих фон Халштейн, для начала пробе-жись… пробегись вокруг казармы семь раз. Даю две минуты. Бегом марш!

Эрих оторопело выпучил на сержанта глаза, но пререкаться не осмелился.

– Да, сэр! – отчеканил он и метнулся к двери.

– Назад! – грянул сержант. Кадет испуганно тормознул, потрусил обратно. – А теперь, салага, скажи, приказ это был или вопрос?

– Приказ, сэр.

– Как ты сам только что остроумно заметил, на приказ надо отвечать… как?!

– Есть, сэр!

– Молодец, – похвалил беднягу грозный сержант и вдруг снова рявкнул, как тигр:

– Три наряда за неподчинение! Каждый наряд означает два часа непрерывных упражнений в спортзале. А пока вокруг казармы бегом марш!

– Да… Есть, сэр! – Остроумный кадет пулей вылетел в дверь.

– Салага, – проскрежетал сержант, – Еще есть вопросы?!

Вопросов, естественно, не было. Запыхавшийся остряк вернулся и схлопотал еще один наряд за медлительность. Сержант скомандовал нам:

– Выложить все из сумок на кровати! Снять все, в чем прибыли из дому, сложить на подушки и шагом марш в душ!

Я побледнел. Как же так? Раздеться догола при всех? Но ведь тут есть и девочки! Нет! Это выше моих сил.

– После душа, – гремел сержант Свопе, – я-наугад проверю двух кадетов. Если они окажутся плохо вымытыми, всем вам придется туго! Выполнять приказ! Живо!

Сомнения терзали меня лишь до того страшного мгновения, когда на меня устремился взгляд Свопса. Едва живой от ужаса, я быстренько начал раздеваться. В казарме стояла такая тишина, что слышалось шуршание одежды.

Прикрываясь обеими руками, я с толпой голых кадетов вошел в душ. Большинство мальчишек были настолько смущены, что даже украдкой не посматривали на девчонок. Я мылся со всей мыслимой тщательностью и молил Бога о том, чтобы страшный сержант не заметил на моем теле случайной соринки.

Когда мы, обмотав чресла полотенцами, вернулись в казарму, сержант уже почти разделался с нашими пожитками. На моей кровати остались книги, дискетки и бумага для писем. Домашняя одежда валялась у сумки на полу.

– Сейчас вы наденете кадетскую униформу, – распоряжался сержант Свопе. – Потом затолкаете в сумки, привезенные из дома, все то, что лежит на полу. Они будут находиться в камере хранения. А то, что осталось на койках, сложите в армейские сумки, которые лежат под койками. Потом отнесете полотенца обратно в душ и выстроитесь перед казармой. Я поведу вас к парикмахерам. Да, кстати… Ты и… ты. Идите сюда, проверю, как вы вымылись.

Я вздохнул с облегчением. Слава Богу, его выбор пал не на меня.

Отупевших и послушных от потрясения, сержант повел нас в парикмахерскую, потом в столовую, оттуда обратно в казарму, где мы весь вечер учились заправлять койки так, чтобы даже сержанту придраться было не к чему.

– Отбой будет через полчаса, – объявил Свопе. – К этому времени вы должны быть в трусах и майках. Я проверю. В санузел сходите до отбоя.

Боже мой! Я зажмурился от страха. В огромном совмещенном санузле туалетные кабинки были без дверей и располагались напротив умывальников. Испражняться при всех?! Немыслимо! Я не смогу. По крайней мере, несколько дней, пока не привыкну.

Наступило время отбоя. Кадеты сидели на койках в нижнем белье и тихо переговаривались. Я угрюмо молчал, мне хотелось лишь одного: вернуться в свою комнату в доме отца. Отчий дом. Пусть там скрипучая кровать, но зато какое благословенное уединение! Вернулся сержант, пригасил свет.

– Сядь к нему на койку, – неожиданно мягким голосом попросил он одного из кадетов, показывая на мою койку. – И ты, – ткнул он в первую попавшуюся девчонку.

Они послушно сели по обе стороны от меня. Девчонка явно была смущена, вся сжалась, сложила на груди руки. Я сидел как деревянный, стараясь не соприкоснуться с ней плечами.

– Вы прибыли из разных стран. Кто-то из Северной Америки, кто-то из Германии, двое из Лунаполиса. Короче, со всех концов света, – негромко говорил сержант, медленно прохаживаясь между рядами коек. – Но теперь это в прошлом. Теперь все будет иначе. Теперь вы все из казармы Вальдес-Холл. Это ваш дом, все вы братья и сестры. – Он остановился у моей кровати. – Сифорт, потрогай ее лицо. Смелее, обеими ладонями. Не бойся, она не кусается. А ты, Сандерс, положи руку ему на плечо, – приказал он девчонке. – Вы не должны стесняться прикасаться друг к другу. Прикасайтесь!

Смущенный до одури, я осторожно протянул одеревеневшие пальцы к лицу девочки, вернее кадета Сандерс, а мальчишка, вернее кадет, сидевший с другой стороны, положил мне на колено руку.

– Отныне вы члены воинского братства, лучшего за всю историю человечества, – тихо наставлял нас Свопе. – Вы братья и сестры, поэтому не должны стесняться показываться друг перед другом нагишом, не должны стесняться товарищеских прикосновений. Вы все одна семья, у вас общие задачи, общая честь, общий позор. Если вы предадите своего товарища, значит, вы предадите весь Космический флот и нарушите клятву самому Господу Богу. Пройдут годы, вы будете летать к дальним планетам сквозь мрак, пустоту и холод, и тогда по-настоящему почувствуете себя частицей единого целого, поймете, что вместе с вами в корабле незримо присутствуют все офицеры Военно-Космических Сил. А пока вы должны по мере сил прилежно учиться ради ваших товарищей. Конечно, не все у вас получится сразу, за ошибки вас будут наказывать, но в конце концов вы станете истинными офицерами. Сегодня утром вы были для ВКС посторонними, чужаками, а теперь вас объединяет не только казарма, но и общее стремление доказать, что вы достойны нашего доблестного флота. По кроватям! Спокойной ночи. Наконец я остался на кровати один, забрался под одеяло. Наступила мертвая тишина.