Надежда - [2]

— Тоже. Только я сам лягу; ладно?. Я что-то заболел. Кашляю…

— Ладно… Я, пожалуй, сниму свитер.

— Конечно. Он тут сразу высохнет. Сними и положи под голову, а потом перевернешь.

Минуты две или три они молча устраивались. Мальчик сбросил большой, не по росту, пиджак и разостлал его на трубе. Майк стянул через голову свитер и положил на верхнюю.

— Какой ты здоровый! — сказал мальчик. Оба они привыкли теперь к темноте и могли рассмотреть друг друга.

— Я всё время на воздухе, — объяснил Майк. — Матросом работал.

— Меня бы не взяли, — сказал мальчик завистливо: — я совсем дохлый.

— Всех берут, — сказал матрос равнодушно. — Там не смотрят на это… А потом, вырастешь — поправишься.

Мальчик промолчал. Они уже устроились теперь и лежали: матрос — на верхней трубе, мальчик — на нижней. Две стены поднимались справа и слева. Наверху был узкий и длинный просвет неба, освещенного в дальнем конце огнями центра.

— Здорово ты нашел, — сказал Майк. — Хорошее место.

— Сюда даже дождь не попадает, — ответил мальчик снизу. — На этой стороне крыша с навесом… Давно без работы?

— Около месяца. Я сам из Окленда. Нас тут всех рассчитали, — коробка пошла на ремонт. А теперь никак не устроиться. Я даже не знал, что так будет.

Они умолкли. Далеко на улице раздался вон автомобильной сирены. Неожиданно мальчик начал кашлять.

Кашель у него был лающий и сухой, раздирающий горло. Он кашлял долго и надрывно, с трудом успевая перевести дыхание. Матрос наверху в тревоге приподнялся.

— Здорово кашляешь.

— Здорово, — согласился мальчишка, держась за грудь рукой. — У тебя нету закурить?

— У меня только окурок. — Майк вынул из кармана стершуюся жестяную коробку от сигарет «Золотая пчела».

Мальчишка торопливо взял окурок, не переставая кашлять, прикурил и несколько раз глубоко затянулся.

— Легче стало, — сказал он спустя минуту. Кашель оставил его. Он жадно затянулся еще два раза, обжигая губы. — Я всегда запасаюсь куревом, а сегодня никак было.

— Да, — сказал Майк. — От кашля это помогает. Тебе сколько лет?

— Тринадцать.

— Как тебя зовут?

— Том. А тебя?

— Майк. Ты давно один?

— Я не один, — ответил мальчик. — То есть сейчас один, а вообще-то могу домой поехать. У меня старики во Флориде живут, на ферме. В любой момент могу поехать. Не веришь?

Матрос не ответил. На улице снова раздался далекий автомобильный гудок. Вверху под самой крышей в одиноком окошке вспыхнула яркая электрическая лампочка и осветила на противоположной стене большой неровный прямоугольник. Редкие снежинки кружились, сверкая в этом потоке света.

— Я люблю, — сказал мальчик, — когда кто-нибудь со мной ночует. Я люблю разговаривать. И потом как-то не страшно, когда вдвоем.

Матрос помедлил с ответом. Потом сонным голосом он спросил:

— Работаешь где-нибудь?

— Работа бывает, — ответил мальчик. — Только много… — У него опять начался кашель. На этот раз он продолжался минуты три или четыре. Мальчишка приподнимался и ложился, но кашель трепал его снова и снова, сотрясая худые плечи и грудь. Он едва успевал набрать воздуха в легкие, как новые толчки выталкивали его. Наконец он спустил ноги с трубы и сел. Кашель кончился. Мальчик долго отхаркивался, затем сплюнул.

— Ну и дела. — сказал он, покачав головой и удивленно оглядываясь. — И курить больше нечего.

Он был совсем обессилен и минут пять сидел согнувшись. Затем он лег на спину. Рядом на улице по жидкому снегу прошлепали чьи-то шаги. Где-то у переезда на Маркет-стрит прошел поезд. Мальчишка смотрел на небо.

— Ты когда-нибудь видел снег?

Матрос молчал. Он уже спал.

— Интересно, — задумчиво сказал мальчик. — Снежинки… Всё летают, летают…

* * *

Утром Майк проснулся первым. Минуту или две он лежал на трубе лицом вверх, стараясь сообразить, как он попал в это ущелье между двумя кирпичными стенами. Потом вспомнил о своих вчерашних скитаниях, о мальчишке и, свесившись, посмотрел на нижнюю трубу.

Мальчик лежал лицом вниз, покрыв худые плечи пиджаком. Из-под пиджака торчали тощие ноги в рваных носках и стоптанных ботинках.

Матрос слез с трубы и натянул высохший за ночь свитер. От свитера исходило приятное тепло, и, передернув плечами, Майк еще раз взглянул на мальчика, пригласившего его сюда.

Ему пришло в голову, — не позвать ли мальчишку в закусочную выпить чашку кофе, но, побренчав мелочью в кармане, он решил, что делать этого не стоит. У него осталось совсем мало денег, он боялся, что придется голодать.

Засунув большие тяжелые руки в карманы, он пошел по щели на улицу.

Когда он уже вышел на перекресток, сзади раздался окрик:

— Эй, матрос!

Это кричал мальчишка.

— Ну, что? — Майк остановился.

Торопливо натягивая пиджак, мальчик подошел к нему. Светлые жидкие волосы его спутались, на лбу остался отпечаток складки от пиджака. Поеживаясь от утреннего холода, он спросил:

— Что, уже пошел?

— А чего валяться?

— Да нет, я так… Рано еще.

Час был действительно ранний, — около половины шестого. Снегопад кончился. В воздухе стоял сырой туман, такой густой, что не было видно даже ближайших зданий.

— Кому рано, — сказал матрос хмуро, — а мне пора.

Он повернулся, чтобы идти.

— Подожди. — Мальчик взял его за руку. — У меня мелочи немного есть. Пойдем выпьем кофе. Я тут закусочную знаю поблизости. Всю ночь не закрывается.