Надеюсь и люблю - [23]

– Сегодня десятая годовщина нашей свадьбы. – Лайем произнес это на одном дыхании и после паузы добавил: – Дети знают, что я купил нам с Майк билеты в Париж.

– О, как жаль! – Роза протянула к нему руку, но в последний момент отдернула. Что-то похожее на улыбку коснулось ее губ, но тут же исчезло. – Счастье, что у нее есть ты, доктор Лайем. Не помню, говорила ли я тебе это когда-нибудь.

Искреннее признание женщины, не склонной распространяться о своих чувствах, тронуло его до глубины души.

– Спасибо, Роза. Я… – Его голос дрогнул.

– Доктор Лайем. – Она тянула гласные в его имени, отчего оно словно наполнялось музыкой. – Пошли поиграем в карты. Это поможет.

– Нет. Мне нужно… – начал Лайем и осекся. Неудачное начало! Ему так много нужно сделать. – У меня дела наверху. Джейси хотела надеть на зимний бал одно из платьев Майк.

Роза приблизилась к нему. У Лайема появилось странное чувство, что она хочет что-то сказать, но она повернулась и ушла.

Лайем заглянул на кухню и налил себе выпить. Глоток виски обжег ему гортань, и по жилам сразу разлился жидкий огонь. Он крепко зажал в руке бокал и стал медленно подниматься на второй этаж. Из-за закрытой двери комнаты дочери доносилась музыка. По крайней мере сама Джейси утверждала, что это оглушительное громыхание барабанов и вой бас-гитар называется музыкой.

Лайем вошел в спальню. Эта комната даже при теперешнем беспорядке – неубранная постель, одежда, обувь и банные полотенца, разбросанные по полу, – показалась ему очень уютной. Он зажег свет. Кремовые стены, расписанные звездами, прозрачная ткань балдахина, кремовый ковер. Если закрыть глаза, то можно представить, что Майк стоит у французского окна и смотрит на падающий снег. На ней длинная шелковая ночная рубашка персикового цвета, которая мягкими складками окутывает ее хрупкую фигурку.

Он не хотел закрывать глаза, но искушение было слишком велико. Лайем стиснул зубы и уставился прямо перед собой. Его взгляд сосредоточился на двери в гардеробную Майк, которая вдруг словно выросла до гигантских размеров. Он не заходил туда с того дня, когда собирал для жены чемодан с вещами, которые, как он по наивности полагал, могут понадобиться ей в больнице.

Лайем подошел к двери, помедлил в задумчивости и взялся за ручку. Дубовая дверь тихо скрипнула и легко подалась, как будто ждала его прихода все это время.

Огромное напольное зеркало у дальней стены поймало его образ и отбросило назад отражение – долговязый мужчина со спутанной шевелюрой и в помятой одежде на фоне ярких женских нарядов. Платья Майк были аккуратно развешены в строгом порядке, подобранные по цветовой гамме, как палитра художника. Вечерние платья – отдельно, последние разработки дизайнера модной одежды Нордстрома – отдельно.

Ноги отказывались его слушаться. Лайем не сразу нашел в себе силы приняться за дело. Он расстегивал чемоданы один за другим в поисках платья, которое Майк надевала на прошлогодний бал. В шестом по счету чемодане он наткнулся не на одежду, как предполагал, а на небольшую наволочку.

Лайем нахмурился и вытащил ее из чемодана. Они никогда не спали на таких наволочках. Эта была слишком тонкой, а в углу стояла монограмма: «МЛТ».

Микаэла Луна… и что-то еще.

Сердце екнуло у него в груди. Он понял, что эта монограмма из прошлой жизни Микаэлы.

Лайем мог бы все вернуть назад, застегнуть чемодан и забыть о самом его существовании. Недоброе предчувствие охватило его, ладони внезапно стали влажными, а по позвоночнику пробежал холодок. Но остановиться он уже был не в силах. За годы их совместной жизни у него накопилось много вопросов, которым он не давал выхода, потому что Майк раз и навсегда закрыла эту тему. Давай не будем касаться этого, Лайем. Прошлое теперь не имеет значения. Но каждый раз, когда он видел печаль в ее глазах или замечал, как веселый смех внезапно скрадывала какая-то тайная мысль, он снова терзался неизвестностью.

Конечно, прошлое имеет значение. Лайем притворялся, что это не так, потому что очень любил свою жену и боялся кого-то или чего-то, что иногда повергало ее в задумчивость и печаль. В тот момент, когда он прикоснулся к наволочке из дорогого шелка, которая, как ему казалось, не могла принадлежать его жене, тайна монограммы завладела его сердцем и разумом. Оказывается, то прошлое, которого они оба старались не касаться, все это время жило в их доме, запрятанное в чемодан. Лайем не мог не заглянуть внутрь, как Пандора не могла не открыть свой ящик.

Он потряс наволочку и понял, что она чем-то до краев набита. Вернувшись в спальню, он сел на край огромной кровати и положил наволочку рядом. Хладнокровно глядя на нее, он пытался определить меру опасности, таящуюся внутри. Жизнь устроена так, что ее невозможно повернуть назад, переделать заново, а некоторые тайны, как неаккуратно открытая склянка с серной кислотой, могут уничтожить с трудом созданную тонкую ткань человеческих отношений.

И все же соблазн узнать был слишком силен, чтобы ему противиться. Долгие годы он мечтал сорвать покров тайны с ее прошлого. Ему хотелось понять, прочувствовать ее боль. Только тогда он смог бы помочь ей.