Надеюсь и люблю - [20]

Жизнь высасывает из людей все силы.

Об этом Брет Кэмпбелл думал, сидя на скамейке в учительской. Правый глаз, который ему разбил Билли Макаллистер, нестерпимо болел. Брет изо всех сил старался не расплакаться. Всем известно, что плачут только девчонки и малыши, а он не относится ни к тем, ни к другим.

– Ну, бандит, почему бы тебе не прилечь? – спросила миссис Де Норманди, похлопав его по плечу. – Я дам тебе лед, ты приложишь его к глазу. Миссис Таун уже позвонила твоему отцу в больницу, он скоро приедет. Ну вот, теперь все пройдет.

Брет осторожно прислонился к шершавой стене. Ложиться он не хотел. Что, если Миранда или Кэти увидят его в таком состоянии? Они станут смеяться над ним. Они и так подшучивают, когда он достает из пластмассовой коробки сандвичи с ветчиной, которые приносит из дома. Сегодня утром он решил, что если Кэти еще раз посмеет поднять его на смех, он стукнет ее. Но драка с Билли заставила его позабыть об этом решении. Теперь Брет поразмыслил хорошенько и понял, что отец не похвалил бы его за драку с девчонкой.

Он закрыл глаза и приложил мешочек со льдом к распухшему веку, которое слабо подергивалось. Он слышал, как миссис Де Норманди ходила по комнате, наводя порядок – открывала и закрывала шкафы, переставляла вещи с места на место. Все это очень напоминало то, как мама накрывала на стол перед обедом.

НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ!

Дело не в том, что ему хотелось думать о маме. Просто иногда против воли вспоминалось, например, как она чесала ему спину, когда они вместе смотрели телевизор; или как она кричала громче всех, когда он поймал трудный мяч, летевший прямо в ворота – дело было на матче Малой Лиги; или как она обнимала его перед сном. Если долго не удавалось отвязаться от этих воспоминаний, Брет чувствовал себя паршиво. Он больше не плакал – во всяком случае, по ночам. Но бывало, что он впадал в какое-то странное оцепенение: мог на несколько минут выпасть из жизни и приходил в себя только после того, как кто-нибудь хлопал его по плечу или возмущенно кричал на него. Очнувшись, он часто и рассеянно моргал, чувствуя себя полным идиотом.

То же самое произошло сегодня на перемене.

Стоило ему выйти на запорошенный снегом школьный двор, как он оказался во власти воспоминаний и не мог думать ни о чем, кроме того, как сильно мама любила снег. Брет пришел в себя, когда увидел прямо перед собой Билли Макаллистера, который вдруг крикнул:

– Брет, черт побери, да что с тобой?

– Прости, Билли, – пробормотал Брет, не понимая, что в его поведении вызвало такую бурную реакцию товарища.

– Перестань, Билли, – вмешался Шери Линдли. – Ничего такого он не сделал. И потом, миссис Кьюрек просила нас внимательнее относиться к Брету, помнишь?

– Ах да, я и забыл, – хмуро отозвался Билли. – Его мать теперь ничем не отличается от какого-нибудь овоща. Прости, Брет.

Брет помнил лишь то, как с криком «Моя мама никакой не овощ!» бросился на Билли. В следующий миг раздался резкий свисток, и мистер Мони разнял их. И вот Брет сидел в учительской и думал, как теперь снова покажется на глаза товарищам.

– Бретти?

В дверях стоял отец. Он был таким высоким, что ему приходилось по-утиному наклонять голову, чтобы не стукнуться о притолоку, и поэтому казалось, что он немного сгорблен. Его светлые с проседью волосы отросли – обычно их подстригала мама – и падали спереди на лоб и на дужки очков по бокам. Но Брет никогда не заблуждался насчет его зрения: он знал, что, несмотря на близорукость, отцовские глаза всегда все замечают.

Миссис Де Норманди подняла глаза.

– Здравствуйте, доктор Кэмпбелл.

Раньше отец обязательно улыбнулся бы ей, а она улыбнулась бы в ответ, но сейчас оба были хмурыми.

– Привет, Барб. Ты не оставишь нас одних ненадолго?

– Конечно. – Она убрала пузырек с таблетками обратно в шкафчик и вышла.

Молчание отца не предвещало ничего доброго.

– Как глаз? – спросил он наконец.

Брет повернулся к отцу, чтобы тот взглянул сам, и бросил мешочек со льдом на пол.

– Уже совсем не болит.

– Правда? – переспросил отец, напоминая о том, что в их семье никто друг другу не врет.

– Ладно. Если честно, то болит сильнее, чем тогда, когда на ярмарке корова Джейси наступила мне на ногу, – признался Брет и чуть не расплакался от ласкового, сочувственного взгляда отца. Если бы мама была здесь…

НЕ ДУМАЙ ОБ ЭТОМ!

– Похоже, ты уже усвоил первое правило драки: синяки потом очень болят. И второе: дракой ничего нельзя изменить. Кто ее начал?

– Я.

– Это на тебя не похоже, – удивился отец.

– Я был не в себе, – ответил Брет и взял себя в руки, готовясь услышать приговор отца: «Ты разочаровываешь меня, сын». Слезы навернулись ему на глаза, но отец промолчал. Вместо этого он крепко обнял сына и прижал к себе. Брет забрался к нему на колени, уже не думая о том, что ведет себя как маленький.

– Этот будет пострашнее, чем тот, что Йэну Аллену поставили Четвертого июля. – Отец убрал прядь волос с его лба и рассмотрел синяк как следует. – Зачем же ты полез к Билли?

– Он задира.

– А ты, конечно, нет.

Брет знал, что отец все равно узнает правду. Тетя Шери, Джорджия и Ида Мэй, которая работает в кафе, откуда ассистентка отца Кэрол каждый день берет обед в офис, – лучшие подруги. В таком маленьком городке, как Ласт-Бенд, новость о школьной драке, в результате которой Билли Макаллистер остался без одного из передних зубов, распространится со скоростью света. Тогда встанет вопрос, что послужило поводом для драки.