Над всей Россией серое небо - [2]

А тут собачонка у девочки с поводка сорвалась и под колеса президентского «мерса». Секундное происшествие — и черный слон-увалень «мерседес-250», АБС-систем — бенц и в чугунной ограде, хромированный передок от чугуна не отличишь. А моська его еще и облаивает… Зеваки, само собой, буржуев клянут. Президент ухом не повел. Передок «мерса» оглядел и к девочке. «Не плачь, жив твой мопсик». — «Это не мопсик, — рыдает та, это ризеншнауцер, сука от Герделя и Дианы». — «Но жива ведь сука…» растерялся президент. «Да? Хорошо вам говорить, а если у нее теперь течка от страха прекратится? Кто ее покроет?» Погладил президент девочку по головке, денег дал на покрытие, стало быть, расходов. «Пойдем, — говорит, Наум Свиридович, на такси…» Ключ из зажигания не вынул, не оглянулся даже.

Собачка жива, а Нюма мертвый, живой свидетель широты президентской души.

Сидим, молчим. Слышим, как у президента на душе скребет. И как у нашего Бобы Мосюка шарики-ролики в голове от бездействия скрежещут слышим. Тоже, видать, от Герделя и Дианы, кого угодно облает. Сам президент дал ему определение: «Единица наглости — 1 Мосюк». Тем не менее Боба — еще одно живое свидетельство широкой президентской натуры, его президент в прямом смысле из мусорного ящика вытащил и к нам привел.

— Ладно, — прервал наше молчание президент. — Пора о живущих думать. Где будем исполнительного искать? Где… На такую кузню, как в нашем «Оледе», с улицы не возьмешь, а свой под расстрелом не пойдет. Везде подпись исполнительного директора стоит, здесь талант сапера нужен.

— Боба, а что если тебе попробовать? — спросил наш президент при всеобщей немой сцене.

— Попытка — не пытка, — не особенно что-то обрадовался Боба, ерзнув на приставном стуле. — Грамотешки маловато.

— Подучим, — ковал свое железо президент. — Я тебе в помощники Татьяну из «Росса» переведу. — Ой-ей, — спохватился Главпальто. — А не оголим «Росс»? «Росс непобедимый» — следующее произведение нашего президента. РЭМ еще не бухал своим колоколом глупости про одевание раздетых в одежды «второй свежести», мы уже больше года торговали стираным тряпьем, какое Армия Спасения собирала за бугром для своих неимущих. У них там чего-то с неимущими плохо, товар не шел даже бесплатно, а у нас двадцатифутовый контейнер дезинфицированных джинсов в тысячу долларов с доставкой расходился в месяц по триста целковых за пару. Этот бизнес Нюма «Оледу» спроворил через своего давнего дружка. Жили когда-то оба в одесском дворике, потом один в бруклинский перебрался и протянул оттуда руку помощи другому. Надо сказать, в обеих руках налипало прилично, так «0лед»-то процветал! Какой там РЭМ одевающий, «Росс непобедимый» в неделю деревянный лимон наликом дает! Джинсы, куртки, трусишки-лифчики, все стирано, обезвошено и очень прилично называется по-иностранному: «секонд хэнд» — товар, ну прямо от Герделя и Дианы.

— «Росс» пора продавать. Выдыхается, — неторопливо ответил президент.

— Зачем? — с недоумением главного делателя денег сводит бровки у переносья Боба. Его лысая черепушка, всегда полная куцых прожектов, светится благим недоумением. — Такие бабки!

— Бабки у дедки, дедка у репки, а репка вздорожала, — спокойно выговаривает Бобе Главпальто. Он понял сразу президента: какой дурак станет скупать «секонд хэнд» за зеленые при скачущем курсе и последнем заявлении тимурывокоманды ужесточить валютную политику? РЭМ и тот перестроился. Разве сам Тимурывокоманда, секонд хэнд Бориса Ельцина.

— На репке и надо сейчас деньгу делать! — не унимается Боба. Перепрофилировать магазин на сельхозпродукты! Картошки нет в городе, скупить быстренько и попридержать до весны. Колоссальный навар, шеф! кипит наш сувенирного образца самовар.

— А не занять ли мне место исполнительного? — спрашивает Главпальто. Простенько так спрашивает, бесцветно. Теперь наш Боба, догадываемся мы, закусит удила и врежется, подобно президентскому «мерсу», в чугунную ограду. Настал, выходит, его звездный час, для чего и пестовал Бобу президент: всем нужны матросовы, космодемьянских из них делают лещинские, а статью подбирает прокурор.

— Ты — исполнительным? — презирает Боба Главпальто. — Тут фантазия нужна, поэзия коммерции. Нет, шеф, назначайте меня. Так чудесно и решилось болезненное мероприятие. За двойной дверью течет обычный земной вечер, а нас занимают подсчеты в уме, какие делишки надо завершить, пока «Олед» на плаву. Пора, братцы, рога трубят. У всех нас, кроме Бобы на приставном стуле, на черный день отложено стояще и только в СКВ, домики там и сям, землица. Есть кое-что сокровенное за пределами Родины: личные счета в приличных банках — у Главпальто в Дженерал-банке, у главпотеха в Цюрихском, а в Люксембурге по дачке на брата. «Олед» — он и есть «Олед»: пока мосюки митинговали, умные люди дела делали. Они и сейчас митингуют, да и коммуняки зашевелились, того и гляди, заорут эти оратаи не от сохи: «Мужики, в топоры!» Опять ильичи на страну навалятся — зачем это приличным людям? В семнадцатом было что делить, ныне только наши шкуры и «мерседесы». Не густо мы Россиюматушку обогатили, не много и с нас возьмешь.