Над вольной Невой. От блокады до «оттепели» - [16]

Сам стиль живописи Глазунова подразумевает популярность и хороший спрос. Это только на словах он поклонник Шишкина и Сурикова. На деле он преподносит свои идеи совершенно в духе времени как условные, хорошо узнаваемые символические образы. Будь у Ильи Глазунова доля самоиронии, его можно было бы назвать первым русским постмодернистом. Ввиду же его абсолютной серьезности трудно спорить с тем, что картины Глазунова — китч. Другое дело, что это еще не приговор. Картины Сальвадора Дали тоже не являют собой образчик хорошего вкуса, однако это обстоятельство не мешает им выставляться в лучших музеях мира.

История соперничества «передвижников» и «французов» завершилась без победителей и проигравших. В 1977 году опальный левак Арефьев, эмигрируя, смог вывезти в Париж свои картины отчасти благодаря участию своего однокашника Ильи Глазунова.

Для зрителя в конечном итоге важно не разобраться в споре, а отстраниться от него. Сейчас не имеет значения, что думал Крамской о Семирадском. С уверенностью мы можем говорить только одно: в 1944 году в Среднюю художественную школу поступили два человека, сыгравшие огромную роль в русском искусстве второй половины XX века, один — для его внутренней эволюции, другой — в качестве популяризатора и пропагандиста «русской идеи».

Поэт, тиран, шпион

Полно мне леденеть от страха,

Лучше кликну Чакону Баха,

А за ней войдет человек…

Он не станет мне милым мужем,

Но мы с ним такое заслужим,

Что смутится Двадцатый век.

Из третьего посвящения к «Поэме без героя» А. Ахматовой

«Милым мужем» не стал Ахматовой знаменитый английский философ и литературовед сэр Исайя Бе́рлин. «Смущение» века — начало холодной войны. Ахматова считала: именно ее встреча с британским дипломатом в Фонтанном доме привела мир на грань ядерного уничтожения. И хотя поэты порой склонны придавать излишне провиденциальное значение происшедшему с ними, в данном случае Ахматова была, кажется, права.

1 июня 1944 года Анна Андреевна вернулась из эвакуации в Ленинград. Осенью 1944-го поселилась там, где жила до войны, — во флигеле Фонтанного дома, в квартире своего бывшего мужа искусствоведа Николая Пунина. Ей выделили две комнаты, две другие занимала семья Пуниных.

В годы войны официальная советская идеология претерпела довольно существенные изменения. Коммунистическая риторика сдавала позиции, открывались закрытые в 1930-е годы храмы, было восстановлено патриаршество, огромными тиражами переиздавалась русская классика. Чтобы сплотить народ против Гитлера, власть прибегала к помощи тех, кого еще недавно уничтожала и клеймила. Военными корреспондентами центральных газет работали Борис Пастернак, Андрей Платонов, Василий Гроссман, Илья Эренбург.

Война изменила и официальный статус Ахматовой. В предвоенное время власть рассматривала поэтессу как «родимое пятно» прошлого, внутреннего эмигранта. С середины 1920-х годов ее не печатали, а выпущенный в 1940-м сборник «Из шести книг» изъяли из библиотек вскоре после выхода. С начала войны Ахматова начала активно публиковаться в периодике, в том числе и в центральных газетах.

В 1943 году в Ташкенте, в эвакуации, после долгой волокиты вышел маленький сборник ее «Избранного», который составила в основном военная лирика.

По возвращении в Ленинград Анна Андреевна подготовила к печати сразу три поэтических сборника (правда, ни один из них не вышел). В Ленинграде Ахматова выступает с чтением стихов — с колоссальным успехом. Они производили потрясающее впечатление на читателя еще и потому, что были совершенно лишены следов коммунистической риторики. И сам факт публикации, и ее доступ к трибуне обещал какие-то новые, более свободные и честные времена, на которые надеялись очень многие люди, пережившие войну.

Иосиф Сталин внимательно следил за всем, что печаталось в Советском Союзе. Его отношение к писателям вообще было не совсем таким, как к остальным подданным. Он уничтожал их избирательно, после раздумий. Известно о его телефонных разговорах с Булгаковым, Пастернаком. Сталин, несомненно, знал, кто такая Ахматова. В 1935 году, когда были арестованы ее муж Николай Пунин и сын Лев Гумилев, Ахматова через Пастернака сумела передать письмо Сталину.

Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович,

зная Ваше внимательное отношение к культурным силам страны и, в частности, к писателям, я решаюсь обратиться к Вам с этим письмом.

23 октября в Ленинграде арестованы НКВД мой муж Николай Николаевич Пунин (профессор Академии художеств) и мой сын Лев Николаевич Гумилев (студент ЛГУ).

Иосиф Виссарионович, я не знаю, в чем их обвиняют, но даю Вам честное слово, что они ни фашисты, ни шпионы, ни участники контрреволюционных обществ.

Я живу в ССР с начала Революции, я никогда не хотела покинуть страну, с которой связана разумом и сердцем. Несмотря на то, что стихи мои не печатаются и отзывы критики доставляют мне много горьких минут, я не падала духом; в очень тяжелых моральных и материальных условиях я продолжала работать и уже напечатала одну работу о Пушкине, вторая печатается.

В Ленинграде я живу очень уединенно и часто подолгу болею. Арест двух единственно близких мне людей наносит мне такой удар, который я уже не могу перенести.