Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - [271]

Были еще и другие неприятные признаки на венгерском горизонте. Однако тогда, в сентябре 1956 года, даже Шатров, умеющий разбираться в политической погоде, не мог еще сказать, что «Бизон» решил сделать Венгрию той тучей, которая должна затмить войну в Египте.

Чудес нет, не бывает их и в тайных войнах. В чрезвычайно трудных условиях, порой ощупью, часто «от печки» приходится пробиваться нашим контрразведчикам к тайнам врага.

Энергия, терпение, хитрость, ум, время, осторожность, осмотрительность, хладнокровие, риск и точный расчет были давними испытанными спутниками чекистов…

Шатров толкнул Гойду.

- Ну, что надумал?

- Кое-что. Согласен с вами, Никита Самойлович: рано праздновать победу. Надо еще крепко поработать, пока докопаемся до сердцевины операции.

- Что за сердцевина? - Шатров улыбнулся.

Гойда помедлил, осторожно ответил:

- Не знаю, какая она, но чувствую - есть. Придется Дунаю Ивановичу влезть в шкуру Дорофея и отправиться в длительную командировку на Тополиный. Сысой Уваров не знает его, ничего не слыхал о нем.

- Да, придется, - просто сказал Шатров. - И как можно скорее. Дорофей запоздал на двое суток явиться на Тополиный остров. Не позже завтрашней ночи он должен быть там. Надо прежде всего выяснить главное: что такое «Цуг шпитце» и кто такой «Мохач». Так?

- Да.

Гойда искренне позавидовал Дунаю Ивановичу, захотел быть на его месте. Все, что ни делал до сих пор, показалось ему пустяком по сравнению с тем, что предстояло Капитону Черепанову.

МОЛЧАЛИВЫЙ И ТИХИЙ

Глухая ночь. Окна домика бакенщика темны. Но Сысой Уваров бодрствует. Днем отоспался. Сидит у воды, в тени ивняка, на бревенчатом причале, впитавшем дневное тепло, смотрит на Дунай и терпеливо ждет…

Несколько ночей кряду он провожает взглядом, полным тревоги и надежды, пароходы и баржи, идущие сверху.

Тихо на островном клочке земли. Едва шелестит листвой черная ольха. Изредка подает свой плачущий голос болотная выпь, залетевшая сюда из плавней.

Лунная дорога перекинулась через Дунай с берега на берег.

Кованый, добела раскаленный, расклепанный в лепешку месяц катится по чистому небу.

Одна половина хаты бакенщика темная, ночная, другая похожа на огромный снежный сугроб.

Мигающий огонек на границе фарватера чуть приметен в потоке лунного света.

Где-то в ясном поднебесье горланят журавли. Сысою Уварову кажется, что они радостно переговариваются.

Кур-лы!.. Здорово, батюшка Дунай! Прилетели. Кра, кра!.. Изморились, исхудали в дороге. Кра, кра!.. Десять тысяч километров отмахали. Кра!.. Обогнали дожди, морозы! Кра, кра!..

Сысой оторвал взгляд от неба, опустил голову и снова стал смотреть на воду.

До чего только не додумается, чего только не увидит человек, привыкший жить в тихом, темном одиночестве, всем сердцем преданный ему.

Чуть ли не четыре десятка лет Сысой Уваров живет в мире тишины, в мире одиночества. Вошел сюда малышом, по тропе отца, матери, деда, бабушки. Людей веры Уварова не увидишь и не услышишь. Их мало на придунайской земле. Но это верные слуги Христа. Служат ему не словом красным, а мудрым молчанием. Яростью, прикрытой покорностью, как угли костра пеплом. Мыслью, никому не доверенной. Делом известным только Христу и тому, кто его сотворил. Молчальник откровенен только с птицей и зверем, дождем и солнцем. Но если осенит его дух Христа, он бесстрашно выползает на волю и действует. И рука его тверда, когда он карает тех, кто царство небесное пытается подменить земным, кто топчет закон божий, а возвышает свои, советский или румынский, кто вместо невидимого страдальческого венца Христа увенчал голову красной звездой.

Прольет молчальник кровь еретиков - и Христос приближает его к себе.

Сысой Уваров почувствовал себя приближенным к Богу, когда получил через доверенных лиц «Бизона» сигнал к действию.

В картотеке «Бизона» он значился под кличкой «Белуга».

«Белуга» исполнял свои обязанности бескорыстно. Время от времени главный «молчальник», правая рука Христа на земле, которого он никогда не видел, который жил за морями-океанами, присылал ему плату-благословение божие.

Уваровым и такими, как он, руководил Карл Бард, знаток русских сектантов, живущих в дельте Дуная, в Закарпатье, Прикарпатье и в румынских горах.

Сысой Уваров стал подручным Карла Барда еще в ту пору, когда на Дунае полновластным хозяином, государством в государстве, была Европейская Дунайская комиссия, в которую входили представители Румынии, Германии, Австрии и таких «дунайских» стран, как Англия, Франция, Италия. Над зданиями комиссии и ее судами развевался особый флаг. Европейская Дунайская комиссия имела свой флот, свои суды, дипломатические привилегии, право взимания налогов свободно обратимой валютой.

И конечно же, комиссия имела свою службу разведки. Ее сотрудником был Карл Бард. Официально он исполнял обязанности инспектора по надзору за судоходством. Его катер в любую погоду появлялся в Измаиле, в Тульче, в Галаце, у берегов Черного острова, в Вилкове и в Сулине. Карла Барда знали капитаны судов, начальники пристаней, бакенщики. И все трепетали перед ним: он имел право единолично увольнять людей, отдавать под суд, штрафовать.