Над тёмной площадью - [47]

Я глянул наружу, вверх, на небо, пылающее танцующими буквами, на стены темных зданий и почти сразу увидел напротив меня окно гостиной Осмунда — черный квадрат, зияющий посреди сверкающего поля золотых и изумрудных звезд.

Я почти бегом побежал через площадь, ничего не чувствуя, кроме холода, страха и неотступного присутствия гонящейся за мной тени. Я свернул к отелю «Риджент палас» и увидел справа, над моей головой, вывеску — надпись крупными буквами: «Китайский ресторан».

У меня было при себе только полкроны. Для ресторана я был неподобающим клиентом во всех отношениях. Мне было холодно, и меня мучил страх. Повернувшись, я стал подниматься по лестнице. Стену над лестницей украшала роспись — что-то из китайской жизни: на белом мраморе расцветали розы, из-за которых выглядывали мостики, дворцы, чайные домики; под ними помещалась реклама вустеровского соуса, корсетов, путешествий в Женеву. На повороте лестницы меня обогнали девушка с мужчиной. Девушка сказала:

— Я говорю, что тут кормят чем-то непонятным. Это не нормальная еда, так сказать человеческая.

А что я говорил тогда себе, подходя к двери ресторана? Я говорил: «Я не вернусь… Боже! Не заставляй меня опять погрязнуть в этом! Не желаю больше видеть ту комнату. Не желаю больше видеть…»

— Да, — сказал мне вежливый китаец во фраке, стоявший у входа, — есть одно местечко за столиком у окна.

И действительно, зал был на удивление полон. Я имею в виду — для такого часа. За всеми столиками сидели люди, а за указанным мне столиком было двое, мужчина и женщина. Я подошел и сел напротив них. Мое место было у окна. Глядя вниз, я видел угол Пиккадилли и узкую улочку, ведущую к «Риджент паласу». У стены дома женщина продавала газеты. Заголовок, набранный крупным шрифтом, сообщал: «Трагедия в одной из квартир Уэст-Энда!»

Я вздрогнул. Наверное, они имеют в виду квартиру Осмунда. Остановили машину Буллера. Осматривая ее, обнаружили мертвое тело на заднем сиденье. Или его поймали с мертвым телом за Дирком (если бы я знал, кто это такой или что это такое), и теперь Осмунд, Хелен и Хенч…

— Скажите, какая разница между обедом стоимостью в четыре шиллинга и обедом стоимостью в четыре шиллинга и шесть пенсов? — спросил я у официанта-англичанина.

— В обед за четыре шиллинга и шесть пенсов входит куриный суп, — устало ответил официант, косясь одним глазом на газетный заголовок за окном.

— Хорошо, мне обед за четыре шиллинга и шесть пенсов.

Он уже тоже прочел, думал я. Теперь все заговорят об этом.

Мужчина и женщина напротив меня сидели рядом и тихонько переговаривались. Она была тоненькая, изящная, в красной шляпке, а он крепыш, круглолицый — типичный англичанин, — очень спокойный и, как я заметил, чрезвычайно приветливый. Возможно, это были жених с невестой, но если так, то, вероятно, помолвлены они были довольно давно. Между ними уже не было романтических отношений, просто тихое, доброе согласие. Официант только что принес и поставил перед ними блюда — много всего неопределенной формы и цвета. Одно было похоже на какой-то пирог, второе было смесью всевозможных овощей.

— Подать палочки? — спросил официант.

Они от палочек отказались.

— Я могу, например, пойти и посмотреть серебряные приборы, — сказала дама, — чтобы избавить маму от хлопот.

Такого спокойного человека, как ее спутник, я еще не встречал. Это проявлялось не только внешне; в нем чувствовался внутренний покой, уравновешенность, степенность. Да, скорее всего они вот-вот поженятся.

— Здесь все так же, как и было, с тех пор когда мы заходили сюда в последний раз, — сказала она. — Помнишь, мы тогда еще смотрели «Мари Роуз»?

Он опять кивнул… До чего же хорошие, добрые у него глаза. В жизни таких не видел.

— А все-таки что ты думаешь по поводу столового серебра? Или мне подождать, пока ты сможешь пойти со мной?

— Нет, иди одна, ты и без меня выберешь, что нужно.

Чета приступила к трапезе. Я обратил внимание на то, что им была привычна китайская пища. Они умело обращались с месивом в тарелках и понимали в нем толк.

Тем временем мне тоже принесли плошку, содержавшую нечто вроде горячей воды, в которой плавали кусочки общипанной курицы. Мне ничего не лезло в рот. Меня ужасно мутило. Если то сообщение в газете касалось квартиры Осмунда, будет чистым сумасшествием, если я туда вернусь. Наверняка там будет полиция. Мне будет проще помогать Хелен, оставаясь в стороне.

— А та женщина смеется в точности как Люси, — продолжала дама в красной шляпке. — Такой же глупый смех. Забавно, за эти годы не изменился только ее смех.

— Нет, она недурна, — пробормотал он, опустив голову и разглядывая пирог.

Так-так, значит, они уже давно женаты. Жили за границей. В Китае, видимо. Мой суп убрали, вместо него принесли что-то другое. Мои глаза, которые, казалось, жили своей жизнью, не могли оторваться от двери. Он мог возникнуть в любой момент, — шляпа, надвинутая на самые брови, руки, засунутые глубоко в карманы плаща. Что мне тогда делать?.. Вот он пересекает зал, его взгляд прикован ко мне… Привидение или он живой?

Я заметил, что крепыш пристально смотрит на меня. Его глаза, излучавшие бесконечную доброту (полагаю, это было их постоянное свойство), избавили меня от кошмарного видения. Я смущенно улыбнулся.