Над просторами северных морей - [55]

А Цехмистренко уже читал анкетные данные Усенко, рекомендации членов партии и комсомольской организации. Константин слушал их как сквозь сон, с трепетом ожидал «экзамена».

— …заслушать Усенко. Возражений нет? Давай, Костя!

Летчик вскочил и, придерживая рукой планшет, под дружественные напутствия направился к столу. Он шел, сдерживая волнение, неторопливо, осторожно переступал через ноги людей. Сумрак землянки увеличивал его крупную фигуру: непокрытую голову с вьющимися русыми волосами, которая почти касалась потолка, мешковатый меховой комбинезон, расстегнутый на груди, мускулистую шею, наполовину прикрытую воротником свитера из верблюжьей шерсти. По открытому лицу пробегали тени, от всеобщего внимания и ответственности минуты летчик смущался и хмурился.

У стола Константин обернулся и вопросительно посмотрел на председателя. Тот дружески подмигнул ему:

— Давай по существу. Расскажи о себе. Многие в полку тебя не знают, семь раз пополнялись. Давай!

— Что рассказывать? — Усенко задумался, переминаясь с ноги на ногу. Потом громко откашлялся и сказал:

— Мы вот… помянули наших. А там шестеро коммунистов. Нельзя ослаблять ряды! Хочу им на смену. Знаю одно: сейчас, когда на фронте так трудно, когда враг уже на Волге, все… кому дорога Родина, должны не только сплотиться вокруг… а быть в рядах партии! Делом надо… Вот почему прошу принять меня в члены партии. Не подведу! У меня был летнаб Минайлов. Убили его под Москвой. Так вот он, комсомолец, будучи смертельно раненным, до последнего мгновения жизни выполнял свой долг летчика: наводил нашего «Петлякова» на цель, сбросил бомбы… только люки не успел закрыть. Вот так надо! Я тоже буду, как Минайлов, до конца! До последнего дыхания! Слово! — Летчик вскинул руку к плечу, сжал кулак. Повторил: — Слово коммуниста!

Сказано это было взволнованно, просто, без позы, искренне. И такая сила, такая убежденность прозвучали в его словах, в громком голосе, что в помещении стало тихо и торжественно, как при клятве.

Чернышев вскочил, подошел к летчику, потряс за плечи:

— Ты сказал, друг, то, что надо!

В землянке загудели, раздались хлопки, возгласы:

— Ясно! Принять! Голосуй, председатель!..

— Садитесь, Усенко… Кто выступит?.. Кто за то, чтобы…

— Разрешите? — громко прервал председателя небольшого роста крепыш и, не дожидаясь разрешения, пошел к столу. Его открытое симпатичное лицо, высокий лоб с гладко зачесанными назад темными волосами и умные светлые глаза дышали решимостью.

— Слово имеет штурман второй эскадрильи капитан Мяло Леонтий Леонович! — запоздало представил председатель.

А Мяло уже шагнул вперед, заговорил с жаром:

— В такой день, как прием в партию, спешить, товарищи, нельзя! Надо сказать Косте все, что думаем о нем, что знаем — хорошее и плохое. От хорошего он, верю, не зазнается. От плохого постарается избавиться. Ему жить!

Леонтий Леонович перевел дух и заговорил спокойно:

— Товарища Усенко я знаю с сорокового года, полюбил этого медведя и отчаянного летчика. Он ненавидит фашистов. За товарищей жизни не пожалеет, что он не раз доказывал в боях. Но у Кости есть серьезный недостаток: к каждому он подходит с той же меркой, что и к себе. А нужно в меру! О человеке следует судить не по его обещаниям, а по делам, по тому, что и как он делает, — так учит партия! У нас есть немало таких, которые наобещают с три короба, а везти эти короба предоставляют другим. Не попадайся, Костя, таким на удочку! — Штурман обернулся к летчику. — Это тебе мой главный совет на всю жизнь! Понял?

Тот, зардевшись, согласно кивнул головой.

— А теперь, — продолжал Мяло, — я расскажу не для протокола, а для тех, кто в полку недавно. Вы знаете, кто такой в нашем полку Константин Степанович Усенко?..

…Последняя мирная суббота, но об этом еще никто не знал. Впервые за три месяца объявлен первый выходной день. Почти все руководство полка, штаба и эскадрилий уехало к семьям на стационарный аэродром в Россь. Огромный пятиэскадрильного состава 13-й авиаполк и БАО полевого аэродрома Борисовщина остался на попечении дежурной службы, которую возглавил младший лейтенант Усенко.

А на рассвете внезапный налет фашистской авиации: война! Молодой летчик проявил тогда удивительную расторопность, под ожесточенной бомбежкой твердо взял на себя руководство и всю полноту ответственности — объявил боевую тревогу, принял меры к спасению людей, самолетов, имущества. В итоге потери незначительные: двое убитых, шесть ранено, сгорел один боевой самолет.

Прибыло командование. Обстановка неясна: нет связи. Командир полка посылает Усенко на разведку. Три часа краснозвездный Ар-2 носился по «белостокскому выступу», преодолел зенитный огонь и атаки «мессершмиттов», но выявил районы боев, места прорывов, направления вражеских ударов, скопления фашистских войск… Так для двадцатилетнего парня начались жесточайшие испытания.

Константин сидел на полу, прижимаясь спиной к стене землянки и, затаив дыхание, слушал товарищей.

Выступал Лопатин.

— …над морем движение самолета не ощущается, всегда кажется, что тебя подвесили в центре какого-то серого шара, где никак не понять, что над тобой: вода или небо — все одинаковое. А в сознании все время зудит червячок, напоминает, что море — оно глубокое, а до берега так далеко, что не доплыть, будь хоть чемпион мира по плаванию. И нужно обладать редчайшей силой воли, чтобы заставить молчать этот червячок, не поддаться обману чувств, сохранить пространственную ориентировку и не булькнуть… Усенко делом доказал, стал морским летчиком! Он заслужил наше доверие!