Над просторами северных морей - [52]

Валентина оказалась достойным другом. Она не испугалась трудностей неустроенной кочевой жизни кадрового военного, стала твердой опорой их молодой семьи…

…Барак-общежитие в Сещи, где они начали свою счастливую семейную жизнь, трогательные хлопоты с рождением дочурки Риты… Счастье оказалось до обидного коротким: в Европе началась война, и воентехник Цеха с авиаполком улетел брать под защиту своих западных украинских и белорусских братьев. А когда вернулся, зарыдал от горя: в Украинке умерла, не повидав перед смертью сына, Мария Родионовна, его родная мать… Съездил на похороны. В те скорбные дни в последний раз повидался со своим отцом, строгим и добрым Самойло Петровичем, бывшим красным партизаном и уважаемым на селе человеком…

Потом была война с белофиннами, и опять Валя оставалась одна. Потом полк перебазировался под Белосток. Там, в авиагарнизоне, Цеха получили комнату. Там и застало их то страшное воскресное утро 22 июня, срочная эвакуация. Владимир ушел с полком, а что сталось с Валей и с маленькой Ритой, как и с другими семьями летчиков и техников авиагарнизона, он не знал… Ничего не знал и потому страдал. Молча. Тяжко… Но верил и ждал…

Владимир отчетливо слышал радостный смех дочурки, музыку, голос жены, ее песни, ощущал ее дыхание, ласки… Иногда она так явственно вставала перед его воспаленными глазами, что он верил в ее присутствие и шел к ней. Но сознание прояснялось. Владимир с отчаянием обозревал пустую холодную тундру.

В один из дней, когда погода несколько улучшилась, до слуха Цехи донесся звон колокольчика. Он прислушался и не поверил. Но колокольчик настойчиво звенел и звенел. Через равные промежутки времени раздавалось одно и то же треньканье — такой звон бывает, он знал, не раз слышал и видел в лесах Белоруссии, когда бежит корова с подвешенным к шее колокольчиком. Корова в тундре?! Значит, близко люди?! Владимир обрадовался, закричал, заговорил что-то бессвязное и направился на звуки.

На этот раз он действительно не ошибся. Невдалеке от останков «Петлякова» по тундре ехала оленья упряжка с отдаленного стойбища. Управлял ею семнадцатилетний местный оленевод Алеша Канев. Оленеводческая бригада пастухов поставила в нескольких километрах от места катастрофы пастушечье жилье — куваксу. Бригада была невелика, всего четыре человека: отец парня — Феофан Клементьевич, Филиппов Григорий Семенович и Харлин Иван Гаврилович. Они-то и послали с утра Алешу, как самого молодого, к Бревенному ручью за хворостом. Парнишка ехал по знакомой, местности и неожиданно в стороне от тропы увидел обломки самолета. Раньше их здесь не было. Заинтересованный парень остановился, подошел поближе и вдруг услышал какие-то звуки. Звуки напоминали человеческую речь, но были совершенно непонятны. Потом кто-то зашевелился. Алеша испугался, бросился к упряжке и умчался назад, к куваксе.

Владимир Цеха хотя очень плохо видел, но рассмотрел двигавшихся людей и оленей. Он, несказанно обрадовавшись, заторопился, направился к людям, закричал. Но те почему-то повернули от него, побежали к оленям и уехали. Человек долго смотрел им вслед, тянул руки, звал, но силы уже покидали его, и он остановился. С трудом вернулся к самолету. Положение стало совсем безнадежным. Все чаще мутился рассудок, и только одна мысль теплилась в голове: «Не спать! Не сдаваться! Не спать!»

И он снова заставлял себя ковылять вокруг самолета…

…Отъехав на большое расстояние, Алеша Канев опомнился. За ним никто не гнался, не стрелял. Парень поехал к отцу.

Оленеводы переполошились: откуда в тундре самолет? Почему речь непонятная? Может быть, немцы высадили десант? Посовещавшись, утром 28 сентября вчетвером, захватив охотничьи ружья, они поехали к самолету. Соблюдая осторожность, остановились вдалеке, окружили. По сигналу скрытно двинулись вперед. Когда приблизились на выстрел, Канев-отец вскочил и направился к самолету. Оттуда отделился и шагнул навстречу высокий человек в лохмотьях с совершенно черным лицом. Канев вскинул ружье, скомандовал: «Стой! Я буду стрелять!» Но человек еле держался на ногах, тянул к оленеводу черные руки и бормотал что-то несвязное. Бригадир отбросил ружье и подхватил вконец обессилевшего человека. Остальные подбежали на помощь. Они уже разглядели красные звезды на килях «Петлякова» и на обломках его крыльев. Пострадавшего осторожно уложили на нарты и увезли в куваксу.

Шел одиннадцатый день после катастрофы…

В куваксе оленеводы, как могли, оказали человеку первую помощь, поили его водой, оленьим молоком и спешно готовили упряжки в дальний путь — везти командира в Энск.

Цеха впал в беспамятство…

На другой день с утра Иван Харлин и Григорий Филиппов двинулись в путь. Только на второй день к вечеру они приехали в Энск. Техника передали в медпункт и сообщили на аэродром. Тогда-то и узнали там о судьбе экипажа сержанта Киселева.

Цеху срочно переправили в медицинский пункт мыса Корабельного. Врач немедленно ампутировал ему ступни обеих ног и сообщил в Архангельск, просил срочную помощь.

Командир энской авиабазы направил в район Бревенного ручья экспедицию. Она и произвела захоронение летчиков. На братской могиле вместо обелиска установили полуразрушенный фюзеляж «Петлякова-3» с именами погибших.