Над просторами северных морей - [21]

Плохое настроение командира звена заметил бомбардир. Он шагал рядом, не зная, чем помочь боевому другу. Потом решился начать разговор:

— Отчего ты такой хмурый, Костик? Не заболел ли? Может, что случилось? Поделись, авось помогу.

— Отстань! Ничего не случилось! — грубо ответил тот и, чтобы смягчить неоправданную резкость, спросил более миролюбиво: — С чего ты взял? Вес в норме!

— Не слепой. Знаю тебя два года, присмотрелся. У тебя ж все на лице написано… Дурные вести от родных?

— Откуда? Они ж в Донбассе, а там немцы, сам знаешь. — Летчик безнадежно махнул рукой и тяжко вздохнул. Потом сбавил шаг, заговорил спокойнее: — Впрочем, ты, Шурик, прав. Настроение у меня ниже среднего. Понимаешь? Бесит: летаем-летаем, а все без толку. С фрицами фактически встретились всего раз, да и то на расстоянии! Попробуй попади в него за пять километров! А для меня сейчас главное — уничтожать их.

— Ты не прав, командир. Для нас с тобой главное — не гоняться за каждым фрицем, а охранять транспорты, обеспечивать их разгрузку. Слышал, как комиссар на партсобрании говорил, что после неудач под Харьковом и в Крыму на фронтах не хватает тяжелого вооружения, танков, орудий…

— Слышал! Не глухой! — опять сорвался Усенко и раздраженно заговорил: — Понимаю, что наши эвакуированные заводы не могут в такой короткий срок восстановить все потерянное, что нужно выиграть время, что позарез надо сохранить все то, что удается заполучить у союзников. Согласен! Но почему этим должен заниматься я, фронтовой летчик? Почему? Мне не нравится такая война, какую мы здесь ведем. Я хочу в бой, понимаешь? Мое место как коммуниста там, где всего труднее. Значит, на юге! Ты это можешь понять?

— Дошло! Я ж не лапоть, тоже кое-что соображаю, хоть и бомбардир…

— Шур, да ты не обижайся! Я ж хотел…

— При чем тут моя обида? Ты думаешь, у меня желание другое? Думаешь, я не хочу на настоящий фронт, в пекло? Или другие ребята не рвутся туда же, как твои дружок Саша Устименко? Вспомни, Костя, меня ранило намного раньше, чем тебя. Нога не дает покоя, да и не расквитался я еще за нее. Жду этого часа! А пока… зажал свои чувства, терплю. Приказ.

— Знаю! — опять, махнул рукой летчик и зашагал так быстро, будто убегал от беспокойных мыслей.

Я тоже за дисциплину. Готов, раз надо! Но я не согласен в другом: почему мы утюжим воздух, ждем, когда фриц изволит пожаловать, а не упреждаем их налеты? Разве нельзя собрать нас всех да врубить по их аэродромам, чтобы на корню? Сразу!

— Наверняка такую задачу решают другие полки ОМАГ. Как думаешь, куда летает бомбардировочная дивизия из АДД?

— Вот и я хочу туда же! С ними! А меня — облака утюжить! Тьфу! Ты разве забыл, как мы с тобой на Пе-2 с пикирования долбали точечные цели в Ельне, Ярцеве, Смоленске?

— Не горюй! Чует мое сердце, а оно вещее, сегодня будет работенка и в нашем качестве. Видишь, какая погода? Фрицы ее любят! Можно незаметно подойти в облаках, вынырнуть, ударить и удрать — самая излюбленная их тактика исподтишка. Так что придется нам держать ушки на макушке! Вертеться!

Усенко с сомнением оглядел хмурый небосвод, покачал головой:

— Едва ли! Они привыкли воевать интеллигентно, чтобы за ворот не капало да с перерывом на обед. Рисковать не любят.

— Хочешь пари, что будет по-моему? Ну?

Константин обернулся, пытливо поглядел в глаза друга.

— Все обогащаешься? Сначала шлемофон, а теперь что?

— Шлемофон я, между прочим, уже вернул Устименко. То ж была шутка. А с тобой всерьез: на… хорошее настроение? Идет? Ставлю кобуру, она у меня везучая! Ну-у?

Пилот с минуту думал. Потом резко протянул руку:

— Давай! — Глаза его горели азартом борьбы.

Гилим усмехнулся, неторопливо, будто выигрывая время, пожал руку и сказал безапелляционно:

— Что и требовалось доказать! Я выиграл! Посмотри в свои глаза, если не веришь! — Он вытащил из кармана небольшое зеркальце. — Повеселели! Вот такого я люблю.

Воздух по-прежнему был промозглым, с облаков срывались холодные капли начинающегося дождя. Со старта взлетели остроносые МиГи.

5

Летчики заканчивали осмотр и приемку у техников самолетов, когда дежурный по стоянке передал приказ:

— Летному составу собраться к машине командира полка!

Дождь прекратился. С плоскостей крыльев, с фюзеляжей и с моторов еще стекали струйки воды, когда Усенко с Гилимом подошли к командирской машине. Возле нее стоял исполняющий обязанности командира второй эскадрильи капитан Кузин, его штурман Родин и сержант Киселев с бомбардиром звена лейтенантом Ананьевым. Константин хорошо знал этих летчиков: с ними он начинал службу в Белоруссии, воевал в Подмосковье, а с Киселевым познакомился в марте этого года в Балашовском авиаучилище, когда тот был курсантом. Сейчас он летал у Кузина ведомым.

Летчики тепло поприветствовали друг друга, пошли расспросы. Вокруг шумела небольшая толпа — как всегда перед вылетом, у самолетов собрались авиатехники, механики, штабные работники. Все ждали флагманский экипаж: майор Богомолов и капитан Серебрян были вызваны в штаб ОМАГ.

Усенко увидел Владимира Цеху, поздоровался.

— Опять в море? — поинтересовался техник и потянулся за „летным“. — Надолго? „Маленькие“, — показал он в сторону одномоторных истребителей, — летают восьмерками. А раньше только двумя парами. Что-то серьезное ожидается?