Над пропастью - [80]

В засаде были комэска Виктор с Эшниязом, им поручено встретить Курбана, любой ценой прикрыть их отход.

— Но вон там, — взглядом показал Тура-бедняк, — вас тоже ждут…

«К кому пойдете? К кому раньше успеете?» — хотел спросить он. Совсем растерялся. Понял: плохо им, совсем плохо — а что делать? Чем помочь?

Счет шел на секунды.

— Басмачи! — крикнул Эшнияз. — Они перерезают путь нашим!

Виктор уже бежал к лошадям, за ним остальные. Высыпали на открытое место, предлагая бой, вызывая огонь на себя…

Поздно! Группа всадников в полосатых халатах замешкалась, стала вроде как рассыпаться, — нет, опять собралась сгустком. И хлестнул залп…

Курбан еще видел — будто удивившись его словам, вскинула подбородок Айпарча и вдруг замерла, и стала падать. Он хотел подхватить ее, протянул руки — но почему-то никак не мог дотянуться… Увидел белое лицо Айпарчи, и вся она в белом… и алый цветок на этом белом, но почему-то не на ладони — на этом… белом… Прошлогодняя трава из-под снега возле самых глаз… Все.

Эпилог

Небольшое кладбище возле старой крепости Алимджан Арсланов назвал «Красным мазаром». Это точное название: здесь похоронены те, кто погиб в Ялангтаре.

Турсун-охотник, словно окаменев, долго сидел перед телом Айпарчи, его спрашивали — он не слышал, наконец сказал: «Да будет так». И так же молча застыл между двумя могилами.

Речи были немногословны. Арсланов сказал о Курбане: «Имея таких преданных, самоотверженных сыновей, Советская власть никогда не погибнет!» Василий Васильевич сказал: «Человек из простонародья, он был необыкновенно талантлив и трудолюбив, как трудолюбив и талантлив узбекский народ… Он мечтал изучить русский язык, язык Ленина. Живите, как он жил, достигните всего, о чем он мечтал…»

Нагорный и Морозенко молча подошли, первыми бросили комья земли на крышку гроба…

Трехкратный оружейный залп был негромок: берегли патроны.

И сразу — в бой…

Ибрагимбек, как и следовало ожидать, помирился с Энвером-пашой. Но и в дальнейшем отношения их не стали дружественными. Что-то мешало. Хотя было время — и военная удача была благосклонна к ним, и силы их возрастали, и уже казалось — так близок день победы…

Из Хорезма, Ферганы, Самарканда собрались в Кафирун малые и большие отряды басмачей и примкнули к исламской армии Энвера-паши. С такими силами можно было не надеяться — рассчитывать на успех. На победу!

Но и красные, как они сами любят говорить о себе, не лыком шиты. В Байсуне буквально на глазах наливался силой Гиссарский корпус. Наверное, должен был насторожить штаб воинов ислама приезд Орджоникидзе по постановлению Совнаркома России — для ликвидации «авантюры Энвера-паши», на появление в Байсуне самого Фрунзе тоже посмотрели сквозь розовые очки, уж так уверены были в своем преимуществе! Многое знали — но не все. Того не знали, что у Фрунзе собралось тоже десять тысяч. И уж совсем не знали и не хотели брать в расчет того, что к Фрунзе шли сотнями, тысячами — местные…

Красная Армия тоже имела свои глаза и уши…

За день раньше намеченных Энвером-пашой наступательных действий на его армию обрушился невиданной силы удар. В пустыне Арпали была почти полностью истреблена исламская армия.

Ибрагимбек долгое время был неуловим. Переняв опыт Энвера-паши, он установил связи с иностранными государствами, в особенности с Англией, англичанам он нравился: называли его не иначе как национальным героем, присвоили ему чин полковника.

Но это было там… где-то…

Эшнияз в качестве командира одного из добровольческих отрядов, а позднее, став начальником байсунской милиции, добивал разрозненные банды басмачей Ибрагимбека. За боевые заслуги награжден орденом Боевого Красного Знамени.

Ибрагимбек еще долго боролся против Советской власти. Но всему приходит конец. Оставшись с тремя джигитами, он сдался в плен на берегу реки Пяндж.

Ишана Судура видели в одежде дервиша в ущелье Ходжаипака. Караван, пришедший из Чарджоу, принес весть о том, что он скончался в старом караван-сарае на руках одного старика-туркмена.

Тугайсары, рассорившись с Ибрагимбеком, ушел в горы Алая. Не воевал. Долго ничего не было слышно о нем. Потом узнали: он покончил с собой.

А в Байсуне между тем шло все именно так, как много раз слышали местные жители от некогда ненавистных им красных. И вот оно — сбылось! Образовались первые колхозы, строили школы, открывали больницы… И уезжали девушки учиться на учительниц, и уходили юноши служить в Красную Армию, и игрались свадьбы, и рождались дети.

Сын Усмана-сапожника стал журналистом. Он собирается написать документальную повесть об Эшниязе Юнусове (в те далекие годы газета «Красногвардеец» часто писала о нем, называя его не иначе, как «гроза басмачей»). Младший сын Азима-суфи пошел в отца: он поет. И еще он пишет стихи.

И теперь, спустя так много лет, в один из дней последней недели февраля, когда на «Красный мазар» собираются стар и млад, — все жители местных кишлаков, — здесь можно увидеть его с точно такой же домброй, какая была у отца когда-то. И он поет о красном цветке, алом цветке, а отец, уже совсем старый, слушая его, кусает губы и прячет от глаз людских скупые слезы.