Над пропастью - [79]

Несколько шагов стремительной пробежкой — и Курбан среди своих. Поскакали.

44

Энвер-паша разговаривал с Тугайсары на каменной плоской, как сковорода, голой площадке, недалеко от Етимчукки. Тугайсары был раздражен. Узнав об отъезде матушки Тиник, поморщился.

— Хазрат тоже ушел, — сказал Энвер. — Отрекся от бека! От нашего общего дела. Только и сказал: «Хочу быть один…» Что ж, мудрые люди нуждаются в уединении. Всех нас ожидает уединение… — Может быть, думал — одиночество. Паша недостаточно хорошо знал язык… — Ошибку может допустить каждый, — раздумчиво проговорил он. — Не проиграет тот, кто признает свою ошибку. Я должен вернуть власть Ибрагимбеку.

— Вы хотите выйти из игры? Но разве можно ваш авторитет сравнить…

— При чем тут авторитет? — раздраженно перебил Энвер-паша. — Командовать этими людьми должен свой. Я свой — там…

«Не можешь прямо сказать, что почувствовал себя здесь чужим, — усмехнулся Тугайсары. — А кому ты свой — там? Кому мы — свои?»

В это время показался скачущий по холмам отряд Али Ризо. Энвер посмотрел в бинокль: всадники спешили!

Подскакали.

Али Ризо, соскочив с коня, коротко рассказал о происшедшем. Тугайсары не понял его турецкую речь. Он беспокойно посматривал на Энвера, чуя неладное.

Энвер-паша выслушал внешне спокойно. Али Ризо показалось: не поверил. Да и сам разве поверил бы в такое, чтобы молодой мулла, шейх, ученик хазрата… Расскажи ему такое кто-то, разве бы поверил? Но он сам слышал, как этот красный кричал черни: хватит проливать кровь за то, чтобы хорошо не вам — им, всяким пашам да бекам!.. Он своими глазами видел, как схватился за саблю этот «шейх»…

Энвера-пашу охватило бешенство.

— Я все понял, Али Ризо, — процедил он сквозь зубы. — Я теперь так думаю: хазрат это понял еще раньше. Потому он так… Все бегут… Но эти — эти не должны уйти от нас!

Наблюдатели, засевшие на вершине холма Етимчукки, сообщили, что люди, бежавшие из Кафируна, спускаются в Байсунсай.

— Хорошо…

Энвер-паша, внимательно рассматривая в бинокль раскинувшийся впереди Байсун, заметил на плато возле Караултепе группу всадников.

— Хорошо… — повторил он. Заметил: поблизости от сая показался кто-то на осле. Немного проехав, спускается…

— Идите по этому оврагу! — сказал Энвер. — Он соединяется с саем. И чтобы ни один не ушел! Брать живыми! А нет — чтоб никто не ушел…

Беглецы шли по Байсунсаю, по берегу арыка.

Курбану с трудом верилось, что благополучно вырвался из Кафируна: на его лице сияла счастливая улыбка, словно во сне, виделся Сайбуй. До Байсуна рукой подать, версты три осталось. Но все равно — от них всего можно ожидать: и преследования, и засады.

— Охотник! — позвал он. — Не подняться ли вам наверх? Оттуда далеко видно, здесь мы, как в ловушке.

— Я как раз думал об этом… Айпарча, как, привыкаешь к лошади?

Девушка усмехнулась.

— Она тихая. Случись что — понесет, тут я пропала! — шутила. Она неплохо держалась в седле. По-женски ласково потрепала лошадь за холку.

— Постараемся, чтоб было тихо, — сказал Курбан.

Курбан взглянул на Айпарчу.

— Что, намучилась, Айпарча? — удивительно просто спросил он.

Айпарча посмотрела на Курбана… Перед людьми она не решалась смотреть на него вот так, открыто. Намучилась? Как он мог угадать это? Да, да! Украденная у родителей… и какая молва… Но что ее мучило больше всего? Он! Кто он? С кем он? Сердце говорило одно, осторожность подсказывала другое. Но было что-то… Тайная надежда…

— Они очень коварны, уважаемый бахши! — предостерегал Киям, озабоченно поглядывая на Курбана. И не забывал о себе: — Досточтимый, умоляю вас, успокойте мою душу!

— Ну что ты все трясешься? Ну — дорога тебе жизнь, а кому она не дорога? Ты мне сказал как-то, что тебя вынуждали врать и тебя это мучило, потому что ты привык говорить только правду. Ты сказал — и я тебе поверил. А теперь я скажу, и ты поверь мне. Путь, по которому ты идешь, есть путь правды. Уже то, что ты тянешься к правде… Вот твой путь. И вот люди, которые тебя и примут, и поймут, и простят, и не вспомнят… Честно думай, честно живи. Иди с ними. Далеко пойдешь! Много увидишь! Ты мне веришь?

— Верю! — не сказал — крикнул Киям. И опять засомневался: — Неужели… нашел? Я — кизил-аскер?.. А скажите, уважаемый шейх, вы?..

— Брось! — рассмеялся Курбан. — Я в Красной Армии. Давно. Очень давно. Для меня это — все. Понял?.. — Курбан опять тронул щекой воротник шинели. «Вот навязался на мою душу!» — чертыхнулся про себя. И опять повернулся к девушке.

— Все у нас будет хорошо, Айпарча, — сказал ровным голосом.

— Дай аллах, — неопределенно сказала Айпарча.

— Поверьте, так будет.

— Я верю вам…

Турсун-охотник поднял тревожно руку. Все остановились. Из-за поворота на фыркающем осле показался Тура-бедняк. Увидел. Замер на месте. Закрыл лицо ладонями.

Поглядев через щелки между пальцами, он медленно опустил руки.

— Откуда? Из Байсуна? — охотник уже тут.

— Байсун, Байсун, — покивал Тура. — Одна дорога…

Он поздоровался с Курбаном, Азимом-суфи, Усманом-сапожником, кивнул Айпарче.

— Кого он видел наверху? Кого встретил? — спросил охотник.

— Долго рассказывать не буду, — быстро проговорил Тура-бедняк. — Вас ждут. Вон там, за старой грушей, в овраге вас ждут… кизил-аскеры…