Над пропастью - [78]

Все стоявшие на площади повернулись в ту сторону, куда смотрел Курбан. Старуха пыталась взобраться на арбу. Подбежал Кулмат и упал на колени. Тиник, поставив ноги на его спину, наконец вскарабкалась на арбу.

Из ворот вышел ишан Судур, вслед за ним Энвер-паша и Али Ризо. Остановившись, они вели негромкий разговор. Было похоже — они разойдутся в разные стороны…

Арба повернула к мечети. Ее окружила охрана, сопровождавшая караван.

Люди стояли молча, словно бы понимая: не надо мешать этой тишине, тишине прощания.

Взглядом следили за тем, как идут, идут в сторону айвана, медленно приближаются трое: девушка, она вся в белом, с ней рядом, тоже в белом — хазрат, и в двух шагах позади Турсун-охотник.

Остановились.

Ишан Судур смотрел на Курбана. Тому показалось: зовет.

Курбан спрыгнул с айвана, подошел к хазрату, приложив подол его халата к глазам, поднял голову.

— Пир мой! Снова в далекий путь?..

— Что делать! — вздохнул ишан Судур и, нагнувшись, положил руку на плечо Курбана, поцеловал его в лоб. По тому, как прикоснулся губами хазрат, как весь сжался, как задрожали его плечи, Курбан понял, что это прощание навсегда.

— Доброго пути, учитель! — тихо сказал Курбан.

— Мы скоро встретимся.

«Где?»

Ишан Судур отошел. Нукеры помогли ему подняться в седло. Он держался в седле прямо, пока его видели люди, но вот сгорбился. Стал похож на беспокойного странника, безродного дервиша, кочующего по огромной земле, где много горя и нет уголка, где бы еще сохранился покой, как снег в тени… Нет, весна… Всюду весна… И нет покоя…

43

Курбан поднялся на айван, оглядел площадь. Нукеры по-прежнему окружали большую толпу, их человек тридцать-сорок. Посмотрел по сторонам: «Куда делся Гуппанбай?.. Ушел… Нет и Бартинца Мухиддина». Рядом с Али Ризо — муэдзин и с десяток турок. Тонготара нет. Он с Ибрагимбеком.

«Ты смотри на них, — сказал себе Курбан. — Вон они: Турсун-охотник, Норхураз, Усман-сапожник, Азим-суфи… Вон они — простые люди, кто хочет знать правду о новой жизни и кто не пойдет за басмачами…»

— Джигиты, — обратился он к нукерам, окружившим площадь. — Кого вы держите сейчас, будто под стражей? Трудовой люд, дехкан и чабанов, братьев своих?! Сойдите с коней! Слушайте меня, люди! Вы пришли сюда, чтобы услышать слова правды — и вы услышите их! Хуррам-аксакал, ответил вам на вопрос ишан Судур? Верно он сказал: эмиру и тем, кто теперь здесь вместо него, — Энверу-паше и Ибрагимбеку — обещано многое: вон они, храбрые воины вам в помощь, — мотнул Курбан головой в сторону турок, — и движутся по степи новые и новые караваны с оружием. Только почему-то забыли сказать вам, из чьих рук эта помощь! Не назвали чужими этих людей — турок да англичан! Верно сказал ишан Судур: не бывает так, чтобы давали и не думали о своей выгоде! За что же нам такие подарки? Берите в руки английские винтовки, убивайте своих русских братьев и сами погибайте от пуль. Ничего! Чем больше вас погибнет, тем лучше! Больше останется свободных земель, меньше голодных ртов! Кому будете нужны вы, когда уже не с кем воевать? Им нужна эта земля! Эти реки!

Эти горы! Все, что мы называем своей родиной! Вот что желают получить они за свои «подарки»!

Слова Курбана люди слушали, будто в оцепенении.

Прятала в ладонях лицо Айпарча. Она наконец-то увидела прежнего Курбана. Увидела таким, каким любила его, боясь себе в том признаться.

— Азим-суфи! — продолжал Курбан. — Ты что это такой грустный? Тебе стало очень жалко баев и беков, ах, они несчастные, Советская власть забирает у них землю! Как ты сказал: «обидятся»? А вам не было обидно, когда у вас баи да беки отобрали все — землю, воду, пастбища? Да, не свою семью кормили вы тяжким трудом — их кормили вы тяжким трудом — их кормили, вашим трудом наживали они свое богатство! Пусть обижаются! Советская власть возвращает вам вашу родину! Земля принадлежит тем, кто трудится! Всем — поровну! Захочет бай трудиться, как все, — пожалуйста, и ему дадут клочок земли, и воду дадут, пускай и он пашет, зачем обижаться?..

Послышался смех. Люди придвинулись ближе к айвану.

Но заметил Курбан и другое. Муэдзин, пятясь, приблизился к Али Ризо. Тот что-то скомандовал турецким солдатам. Заметались нукеры.

Все! Только мелькнула мысль: жаль, мало успел. Пора уходить.

Услышал за спиной шорох, оглянулся — один из людей Али Ризо крадется, рвет из ножен саблю. Курбан пинком столкнул его с айвана.

Уже трещали выстрелы.

Турсун-охотник навскидку выстрелил несколько раз из обреза, прикрывая собой Айпарчу: «Уходим!» То здесь, то там мелькал Норхураз, отобрал у турка винтовку, но стрелять в этой давке не мог, бил прикладом. Потерял в драке свою домбру Азим-суфи, у него тоже винтовка, и он действовал ею точно дубинкой.

Уж под айваном отбивался от нападавших Курбан. Кого-то свалил, выхватил саблю. «Лошадей держите, лошадей!» — крикнул кому-то.

Что творилось на площади! Люди вели себя по-разному, одни смело набросились на нукеров и турок, другие — разбегались.

«Мулла Курбан», — вопил Киям. Повернувшись на голос, Курбан увидел — Азим-суфи уже в седле, другую лошадь держит за повод. Турсун-охотник, все так же прикрывая собой девушку, отступает к ним, вот схватил за узду лошадь, она только что сбросила с себя нукера.