Над пропастью - [8]

Потом говорили, что видели его в термезском порту среди русских рабочих.

В Термезе Карим и верно был среди русских рабочих, а кто знал, что учился он у них не только ремеслу, нс и революционному делу? Когда разгромленные «младобухарцы» восстановили свою организацию в Ташкенте (теперь она называлась «Организация бухарских коммунистов»), для связи к ним направлен был подпольной партийной группой все тот же вчерашний чабан Карим Рахман. Здесь-то и произошла их первая встреча с Алимджаном Арслановым.

В те минуты, когда Курбан возвращался на улицу Тузбазара, Алимджан Арсланов говорил с Каримом Рахманом о нем.

— Как решили в штабе?

— Самое время внедрить его, — сказал Карим. — Других мнений нет. Готов ли он?

— Готов.

— Тогда надо отправлять! — Карим погладил бороду, специально отпущенную по-туркменски. — Он пойдет, неся траур по хазрату?

— Именно так.

Они стояли около конюшни. Из гостиной вышел комполка Гаврила Говоронский. Посмотрев на Карима, он сделал знак Арсланову.

— Вас зовет! — сказал Карим.

Увидев взволнованное лицо командира, Арсланов заторопился.

6

Дочь Рамазанбая Айпарча стояла на веранде, устало прислонившись к резной колонне из арчи. Она была растеряна и утомлена. С тревогой прислушалась к эху выстрела, раздавшегося в конце вакуфного сада — у Черной пропасти.

Что происходив вокруг: по дому свободно разгуливают чужие люди: русские, те, что еще вчера в городе были незаметны, словно тень, осознавая свое ничтожество, сегодня — глашатаи! Нищие, кричат таким же нищим: «Теперь все равны! Вся земля наша!»

Чему верить? Как жить?.. Слушать только отца. Верить только ему. Он скажет — как надо жить.

А отец… странный он человек!

Сказать, с придурью — не дурак, сказать, мудрый — нет, не похож он на мудреца. Что-то знает, но скрывает это от всех. Сдал своих верблюдов новой власти и сказал: «Мать Айпарчи, дочь моя, все на этой земле от бога!» Верующий, он приглашал в дом улемов, любил выставлять в их честь богатое угощение, внимательно слушал их, склонив почтительно голову. Однако, перевозя еще недавно на своих верблюдах груз других баев, когда ходил в Чарджоу и Бухару, сам при случае не гнушался грабежа… В его характере было что-то от верблюда: если кого возненавидит, не успокоится, пока не отомстит, ну а случись полюбить кого-то — предан был до конца. «Я побывал во многих странах, — говорил он о себе. — Много видел. Слушал многих людей, отмеченных печатью мудрости. Белый падишах был жаден и несправедлив — его прогнали. У меня было двести верблюдов — я отдал их бедным — кто скажет про меня, что я — жаден? Я не собрал свое добро, как это сделали другие, не спрятал и не убежал. Советская власть печется только о бедных… И все же мне неприятно слышать разговоры, что все баи притесняли бедняков. Когда и кого из них я обидел или обделил? Чем я теперь отличаюсь от бедняка? Кроме того, скажу я вам, бросать родную землю и бежать — считаю для себя позором. Да, дочь! Кто хотел бежать, уже сбежал. Я слышу их хулу за своей спиной. Пусть! Но, если хоть один из живущих в этом дворе посмотрит враждебно на нас, зарежу! Одним словом, я сказал все…»

Девушка, конечно, поняла смысл сказанного. Советская власть всегда на стороне бедняков, и подтверждение этому она уже видела.

Тревога и смятение не оставляли ее.

…Выйдя с Тузбазара, Курбан повернул на улицу Пайгаши. Он был зол на себя за то, что был на Тузбазаре и потерял понапрасну много времени.

Ворота Рамазанбая!.. Справа конюшня. Спрыгнул с коня, расседлал его, повесил седло на сук колонны. Взял торбу и направился к амбару.

Айпарча, все еще стоявшая у колонны, медленно повернулась в его сторону.

И опять Курбан почувствовал на себе ее взгляд. Просто колдовство какое-то! Что от него нужно этой байской дочери?

Наполнив торбу до половины, Курбан опять глянул в сторону веранды. Вместо девушки увидел у колонны ухмылявшегося женоподобного слугу — Намаза. Чертовщина и только!

Через расщелину в дувале Курбан выбрался в сад. Здесь, возле очага, сидели бойцы, только что вернувшиеся с учений. Виктор Вениченко (командир роты и комсомольский секретарь) на берегу арыка обтирал снегом сапоги.

Виктор — украинец, но вырос в Петербурге в семье военного. Когда он изучал тюркские языки в университете, отец бросил царскую службу, присоединился к революционерам, оставил сына без средств. С этого времени и начались скитания Виктора. Из Москвы приехал в Ташкент, здесь прожил полтора года, потом стал переводчиком у Фрунзе…

— Как жизнь молодая? — спросил Виктор, увидев подошедшего Курбана.

— Живем! — неопределенно ответил Курбан.

— Ты бывал в Ялангтаге?

— Ялангтаг… Бывал. А что?

Усман-сапожник рассказывал: в древние времена, чтобы обратить в мусульманскую веру людей этого края, семь арабских военачальников со своим войском пришли сюда; они были родными братьями. В долине до наших дней сохранились гробницы этих семерых хаджей, потомков арабских халифов, — место паломничества верующих.

Одна из гробниц, Ходжакучкар, находится у подножия Ялангтага, на берегу сая. Курбан с хазратом, когда ишан Судур водил его за собой и он был у него мюридом, часто останавливались в хижине шейха гробницы Ходжакучкара-ата, бывало, с ночевкой.