Над Курской дугой - [34]

— Виноват, исправлюсь, — улыбается Саша. — Когда только ты, Тимоха, прекратишь свою стариковскую воркотню?

Тимонов, будучи на год моложе Выборнова, казался сердитым и замкнутым. На самом деле — душа паренек, жизнерадостный и общительный.

— Это мы могём. Когда прикажешь? — иронизирует Тимонов.

Через минуту мы вчетвером стояли у воды, готовые к прыжку. Справа от меня — лейтенант Миша Сачков, прибывший в полк в Москве, далее — Выборнов и Тимонов.

— Внимание! Приготовиться! По счету три — прыгать. Раз, два…

— Сердце болит, не могу, — серьезно сказал Тимонов. Мы с удивлением посмотрели на Николая.

— Что с тобой?

— Не со мной, а со звеном. Раз хорошо слетались в воздухе, то зачем нарушать порядок на земле? Должны встать и здесь по боевому расчету: Выборнов с капитаном, а я с Сачковым.

Все, кроме Тимонова, засмеялись и перестроились.

Сачков, очень юркий и крепко сбитый, изловчился и ловко кинулся в реку, мы вслед за ним.

Вода сразу обдала ядреной свежестью.

Когда все уже выбрались на берег и отдыхали на зеленой травке, Выборнов все еще резвился, как ребенок.

— Он вырос на берегу реки и, как рыбу, его из воды силой тащить придется. — смеялся Тимонов.

— Да, братцы, у нас в Кашире Ока — всем рекам река, — с гордостью отозвался Выборнов. — Мы привыкли купаться вдоволь.

У меня под рукой оказалась газета «Красная звезда*. Привлекла внимание статья о закончившихся воздушных боях на Кубани. Читали вслух до тех пор, пока не услышали слабое странное чмоканье, какое издает ребенок, сосущий пустышку. Вглядываемся в тень опустившихся к самой воде ивовых ветвей, откуда доносились звуки. И вдруг я замечаю шевелящееся серое пятнышко. В прозрачной воде плавал большой карп, общипывающий круглым, как у поросенка, ртом ветки. Рядом шевелились плавники другого, третьего…

Соблазн велик. Теперь уж грех не воспользоваться случаем. Тихо, чтобы не вспугнуть рыбу, я вынул пистолет, взвел курок и, тщательно прицелившись, выстрелил. Пуля взбудоражила воду. Когда всплески погасли, под ветками золотом отливала громадная рыбья туша. Карп лежал на боку и, медленно пошевеливаясь, опускался на дно. Миша бултыхнулся в воду. Через минуту он вышел из воды с зеркальным карпом.

— Смотрите, какой здоровый! — ликовал Сачков и, бросив добычу, взвел курок своего пистолета, а потом, шмыгая своим маленьким носиком, словно вынюхивая рыбу, стал носиться по берегу. Прогремело еще два выстрела.

— Промахнулся! — кусая губы, досадовал он.

Наш веселый отдых нарушил Архип Мелашенко, внезапно выскочивший из кустов.

— Всем срочно в штаб. Командир приказал, — кричал он на ходу.

— Зачем?

— Точно не знаю. Говорят, московское начальство приехало. Комдив тоже пожаловал. Будут инспектировать.

— Может, на фронт пошлют, — предположил Выборнов, — три месяца по тылам околачиваемся.

— Не плохо бы, — убирая пистолет в кобуру, поддержал Миша Сачков. Обычно веселое, беззаботное лицо его стало сразу серьезным. — Только жалко, не пришлось пострелять по конусу.

Тревогу Сачкова разделяли многие. Летали молодые летчики хорошо, а вот воздушной стрельбой никогда еще по-настоящему не занимались. Только здесь, в воронежских степных краях, впервые им довелось учиться воздушной стрельбе. В глазах отчетливо вставала картина вчерашнего летного дня.

Высоко задрав головы, летчики нетерпеливо смотрят в небо. Там за самолетом-буксировщиком, слегка колеблясь, словно подгоняемый ветром, плывет белый конус.

— Дрожишь? — спрашивает Сачкова капитан Рогачев, показывая на конус, приближающийся вслед за буксировщиком к аэродрому.

Миша натянуто улыбается.

— Должен попасть: целился хорошо, по всем правилам науки. Штук пять есть!

— Наверняка попал, — звонко поддерживает его Выборнов. Он тоже стрелял вместе с Сачковым. — Вон как тяжело тянется, в нем, наверное, сидит полпуда пуль.

Когда буксировщик, проходя на низкой высоте, поравнялся с нами, раздались возгласы: «Бросай!.. Протянешь!»

— Не галдите! — басовито прикрикнул на подсказчиков капитан. — Там летчик сидит, а не какой-нибудь мешок с песком, не хуже вас знает дело.

«Колбаса» упала метрах в пятидесяти, и летчики, обгоняя друг друга, бросились к ней.

Тут равнодушных не было. Ведь по дырочкам от пулевых пробоин в грубом полотне определяется в конечном итоге летное мастерство. Истребитель, не умеющий стрелять, — это не истребитель.

Летчики сразу же вытянули полотнище и аккуратно расправили складки.

На минуту наступила тишина.

Сачков и Выборнов усердно ползали по суровому холсту, стараясь отыскать свои попадания.

— Есть! — радостно крикнул Выборнов, найдя пробоину. А глаза с надеждой отыскивали еще, но тщетно: отверстий больше не было.

Сачков понуро отошел в сторону. Миша, до сего дня считавший себя подготовленным летчиком, разочарованно махнул рукой.

— Не повезло. Все мои пули ушли «за молоком».

Ему, опытному инструктору, было не по себе.

Но вот сбросили второй конус. Смотрим, он весь изрешечен пулями. Другие летчики поработали отлично.

— Молодцы, — от души сказал Сачков…

Миша упорно стремился, как сам говорил, «ликвидировать свою огневую немощь». Но разве это так просто? Воздушная стрельба требует длительного труда, рывком тут ничего не достигнешь. А времени осталось так мало!